Главная / Рефераты / Рефераты по философии
Реферат: Мишель Фуко: современная философия и история
Notice: Undefined variable: ref_img in /home/area7ru/area7.ru/docs/referat.php on line 323
Мишель Фуко: современная философия и история
В. В. Швецов, М.В. Новиков
Исследователи современной философии считают французского философа и культуролога Мишеля Фуко (1926-1984) одним из наиболее известных и влиятельных мыслителей XX века[1]. Книги Фуко, вводимые им понятия «разрыва», «дискретности истории», «эпистемы», «архива», «власти», «смерти субъекта» и др. будили мысль читателя, вызывали споры, несогласие, но не оставляли равнодушным. Он сам был неоднозначен, менялся от книги к книге, уточняя или отрицая самого себя. Как замечает С. В. Табачникова в предисловии к книге М. Фуко «Воля к истине», Фуко не раз говорил, «что книги не содержат готового метода − ни для него, ни для других, и не являются систематическим учением; что для него «написать книгу − это в некотором роде уничтожить предыдущую»; что он не мог бы писать, если бы должен был просто высказать то, что он уже думает, и что он пишет как раз потому, что не знает, как именно думать, и что по ходу написания книги что-то меняется − меняется не только понимание им какого-то вопроса, но и сама постановка» [2]. И в конце такое заявление Фуко: «Я никогда не писал ничего, кроме художественной прозы...» − и это о сложных философских произведениях.
Не удивительно, что современникам было непросто с Фуко, когда речь заходила об отнесении его к какой-либо классификации. Д. Исаак, например, относит Фуко к постмодернистам [3]. Другие называют его постструктуралистом [4]. Философ Бернхард Вальден-фельс полагает, что если искать в работах Фуко единую теорию и однозначную позицию, то можно заблудиться [5]. Поскольку исторические труды Фуко являются достаточно спорными, то один историк даже обвинил его в «убийстве истории» [6].
Высказывания Фуко, идентифицирование его взглядов могут быть делом сугубо субъективным, нам же важнее увидеть в его творчестве нечто общее, что может способствовать поиску новых методологических подходов в изучении и преподавании истории, отталкиваясь при этом от странных и необычных поворотов мысли Фуко. Само собой разумеется, что в рамках короткой статьи невозможно показать все многообразие творческих решений Фуко, поэтому здесь представлены лишь некоторые из них, имеющие непосредственное отношение к методологии истории.
Исходным пунктом рассуждений Фуко являются исторически изменяющиеся структуры, «исторические априори», которые определяют, говоря словами переводчика и автора вступительной статьи к книге М. Фуко «Слова и вещи» Н. С. Автономовой, условия возможности мнений, теорий или даже наук в каждый исторический период. Он называет эти структуры «эпистемами». Вычленение структур − эпистем («археология») противопоставляется историческому знанию накопительного, куммулятивистского типа, которое описывает те или иные мнения, не выясняя условий их возможности [7].
Основной упорядочивающий принцип внутри каждой эпистемы − это соотношение «слов» и «вещей» (позднее Фуко заметил, что «слова» и «вещи» имеют не прямое, а скорее ироническое значение). Соответственно характеру этого соотношения Фуко выделяет в европейской культуре нового времени три «эпистемы»: 1) ренессансную − XVI век; 2) классическую − рационализм XVII − XVIII веков; 3) современную − с конца XVIII − начала XIX веков и по настоящее время [8].
В ренессансной эпистеме слова и вещи тождественны друг другу, непосредственно соотносимы друг с другом и даже взаимозаменяемы (слово − символ). Ренессансная эпистема основана на сопричастности языка миру и мира языку, на разнообразных сходствах между словами языка и вещами мира. Слова и вещи образуют как бы единый текст, который является частью мира природы и может изучаться как природное существо.
В классической эпистеме слова и вещи лишены непосредственного сходства и соотносятся лишь опосредованно - через мышление. Они соизмеряются друг с другом уже не посредством слов, а посредством тождеств и различий. Главная задача классического мышления − построение всеобщей науки о порядке, отсюда и тенденция к математизации знаний. Инструментом всеобщей науки о порядке выступают не естественные знаки, как в ренессансной эпистеме, а системы искусственных знаков, более простых и лёгких в употреблении. Это позволяет ввести в познание вероятность, комбинаторику, исчисления, таблицы, в которых сложные сочетания элементов выводятся из их простых составляющих.
Конец классической эпистемы знаменуется появлением новых объектов познания − это жизнь, труд, язык. Тем самым появляется возможность появления современных наук − биологии, экономики, лингвистики. Если в классической эпистеме основным способом бытия предметов познания было пространство, в котором упорядочивались тождества и различия, то в современной эпистеме эту роль выполняет время, то есть основным способом бытия предметов познания становится история. Становление этих новых наук, по мнению Фуко, вызвано не накоплением знаний и совершенствованием методов познания, а изменением внутренней структуры пространства познания − конфигурации эпистемы.
В европейском сознании с начала XIX века, считал Фуко, открылись возможности новых форм познания, в основе которых и лежали жизнь, труд и язык, причем здесь он выделял отношение к проблеме человека и, в частности, такой её ракурс, как проблема человека в истории [9]. Для того, чтобы научиться действовать в настоящем и осмысленно строить будущее, человек должен научиться понимать своё собственное прошлое, пронизывающее и во многом определяющее его. Действие в настоящем и тем более устремлённость в будущее предполагают выход за пределы очевидного в человеке, выявление в нём ещё не раскрывшихся возможностей. Для современного человека своеобразной рекогносцировкой такой способности выходить за собственные пределы оказывается познание истории, которая не может в собственном смысле слова быть переделана, но может быть переосмыслена. Для современного человека история не объект музейного любопытства и не учебник с готовыми рецептами на все случаи жизни, история не даёт всеобщих рекомендаций, но зато она скрывает в себе множество смыслов, гораздо больше того, что черпает из неё каждая конкретная эпоха, избирающая и развивающая лишь одни и опускающая другие возможности гуманистического осмысления прошлого. Всё сказанное в полной мере относится и к области истории науки и культуры.
Исследование истории критично по самому своему замыслу, поскольку она учит отрешаться от всех предполагаемых современным мышлением некритических стереотипов мысли, языка, действия. Историческое исследование показывает их, их истоки и начала, их конкретно-исторические причины, а следовательно, их преходящий ограниченный смысл. Оно подрывает эгоцентризм человека каждой конкретно-исторической эпохи, показывая возможность и неизбежность также и других способов социальной жизни, других установок, ценностей, идеалов.
По мнению Фуко, науку составляют суждения. Но так как познавать значит различать, наука и история оказываются отделёнными одна от другой: «С одной стороны, мы будем иметь эрудицию, чтение авторов, игру их мнений; последняя может иногда иметь ценность указания, но не столько благодаря согласию, которое здесь устанавливается, сколько благодаря несогласию: когда речь идёт о трудном вопросе, то более вероятно, что в правильном его решении сходятся немногие. С другой стороны, этой истории противостоят надёжные суждения, не имеющие с ней ничего общего; мы можем сформулировать их посредством интуиции и их сцепления, причём эти суждения не имеют общей меры с вышеописанной историей» [10].
В классическую эпоху старое слово «история» изменяет свой смысл и , быть может, обретает одно из своих старых значений − в переводе с греческого слово означает расспрашивание, исследование, расследование, сведения, полученные от других: «Во всяком случае, если верно, что историк, в рамках греческого мышления, действительно был тем, кто видит и кто рассказывает об увиденном, то, в рамках нашей культуры, историк не всегда был таковым. Лишь достаточно поздно, на пороге классической эпохи, историк взял или вернул себе эту роль» [11].
До середины XVII века задачей историка, по представлению М. Фуко, было установление обширного собрания документов и знаков − «всего того, что могло оставить в мире как бы метку». Именно историк должен был заставить заговорить все заброшенные слова. Его существование определялось не столько наблюдением, сколько повторением сказанного, речью, в которой звучало снова столько заглушенных слов.
Классическая эпоха даёт истории совершенно другой смысл: впервые установить тщательное наблюдение за самими вещами, а затем описать наблюдаемое в «гладких, нейтральных и надежных словах». Всё более и более полное сбережение письменных источников, учреждение архивов, реорганизация библиотек, создание каталогов и т. д. представляет собой в конце классической эпохи нечто большее, чем просто новую восприимчивость ко времени, к своему прошлому, к глубинным пластам истории: «это способ введения в уже сформировавшийся язык и в оставленные им следы того же самого порядка, который устанавливают между живыми существами. Именно в этом зарегистрированном времени, в этом разбитом на квадраты и пространственно-локализованном становлении историки XIX века возьмутся за написание наконец «верной» истории, то есть освобожденной от классической рациональности, от её упорядоченности и от её теодицеи, − истории, отданной во власть неистовой силе вторгающегося времени» [12].
Начиная с XIX века, продолжает Фуко, история развёртывается во временном ряде аналогий, сближающих различные организованности друг с другом. Именно эта история последовательно диктует свои законы анализу производства, живым организмам, лингвистическим образованиям: «История даёт место аналогичным организациям, тогда как порядок открывает путь последовательным тождествам и различиям». Конечно, в истории не следует видеть собрание последовательных фактов. Она − основной способ бытия эмпиричностей, исходя из которого они утверждают, полагают, размещают себя в пространстве знания для возможного познания или возможных наук, то есть история, начиная с XIX века, определяет то место рождения всего эмпирического, из которого, вне всякой установленной хронологии, оно черпает своё собственное бытие. Именно поэтому история так рано раздваивается в непреодолимой двусмысленности на эмпирическую науку о событиях и коренной способ бытия, предписывающий судьбу и всем вообще эмпирическим существам, и нам самим во всей нашей специфике: «Как известно, история − это самая богатая знаниями, сведениями, самая живая и, быть может, самая захламленная область нашей памяти, но вместе с тем это основа, дающая всякому существу недолговечный свет его существования. Будучи способом бытия всего того, что дано нам в опыте, история, таким образом, стала неминуемой для нашей мысли, и в этом она, несомненно, не отличается от классического порядка».
Гуманитарные науки Фуко называет, собственно говоря, не науками, а обширными областями знания, которые «так или иначе размежевывают психология, социология, анализ литератур и мифологий». По отношению к ним история является прародительницей всех наук о человеке: «ещё с эллинских времён она выполняла в западной литературе ряд важных функций: памяти, мифа..., носителя традиции, критического осознания современности, расшифровки судьбы человека, предвосхищения будущего или предвидения возврата». Пределами гуманитарных наук является бессознательное, и сами они существуют постольку, поскольку располагаются «по соседству» с биологией, экономикой, философией (лингвистикой): «они существуют лишь постольку, поскольку размещаются рядом с ними или, точнее, под ними, как бы в виде их проекции».
Растворяя в бессознательном свой самый важный объект, гуманитарные науки показали: во всём, что, казалось бы, лежит на поверхности, что уже осмыслено, ещё многое можно осмысливать: «обнаруживая в законе времени внешний предел гуманитарных наук, История показывает, что все то, что уже было некогда осмыслено, ещё будет подвергаться дальнейшему осмыслению в мысли, которой пока ещё нет. Пожалуй, именно здесь, в конкретных формах бессознательного и Истории, мы обнаруживаем две грани того конечного человеческого бытия, которое, обнаружив в себе своё собственное обоснование, выявило в XIX веке образ человека: некую конечность без бесконечности, то есть конечность никогда не кончающуюся, которая всегда держится на расстоянии от самой себя, которой всегда есть о чём помыслить даже и в тот момент, когда она уже не мыслит, и у которой всегда есть время, чтобы переосмыслить то, что она уже помыслила» [13].
Обычно склоняются к тому мнению, что XIX век, главным образом по причинам политическим и социальным, обратил более пристальное внимание на человеческую историю. Стремясь рассказать о своём восхождении, буржуазия обнаружила в летописи своей победы историческую толщу социальных институтов, груз привычек и верований, великие победы и поражения. Это, в свою очередь привело к тому, что идеи порядка, непрерывности, сама идея прогресса были дезавуированы. На самом деле, утверждает Фуко, произошло нечто прямо противоположное: «Вещи первыми приобрели свою собственную историчность, которая высвободила их из того непрерывного пространства, которое принуждало их к той же самой хронологии, что и людей. При этом человек оказался как бы лишенным того, что ранее было самым очевидным содержанием его Истории: природа уже более не говорит ему о сотворении или конце мира, о его подвластности или о предстоящем судном д...
ВНИМАНИЕ!
Текст просматриваемого вами реферата (доклада, курсовой) урезан на треть (33%)!
Чтобы просматривать этот и другие рефераты полностью, авторизуйтесь на сайте:
|
|
|
Добавлено: 2012.06.12
Просмотров: 1501
|
Notice: Undefined offset: 1 in /home/area7ru/area7.ru/docs/linkmanager/links.php on line 21
При использовании материалов сайта, активная ссылка на AREA7.RU обязательная! |
