Главная / Рефераты / Рефераты по культурологии
Реферат: Норма, образец в русской культуре второй половины XVIII века
Notice: Undefined variable: ref_img in /home/area7ru/area7.ru/docs/referat.php on line 323
Министерство образования Российской Федерации
Государственное образовательное учреждение высшего профессионального образования
«Комсомольский - на - Амуре государственный технический университет»
Кафедра культурологи
К ЗАЩИТЕ ДОПУСКАЮ
Заведующий кафедрой культурологии
Т. А. Чабанюк
ДИПЛОМНАЯ РАБОТА
«Норма», «образец» в русской культуре второй половины XVIII века
Н.КОНТР. РУКОВОДИТЕЛЬ
Т.А. Чабанюк Т. А.
Чабанюк
СТУДЕНТ
Т. А.
Тарасова
РЕЦЕНЗЕНТ
А. Н.
Фомина
2003
ОГЛАВЛЕНИЕ
Введение
3
1 Норма,образец в идейно-мировоззренческой системе русского Просвещения
6
1.1 Роль социокультурной нормы, образца и условия их активизации в русской культуре второй половины XVIII века
6
1.2 Идеологемы просвещенного абсолютизма и просвещенной монархини в русской культуре второй половины ХVIII века
12
2 «Сын отечества» в русской культуре второй половины XVIII века
32
2.1 Мифологизированный образ Екатерины II в русской культуре
32
2.2 Идея служения отечеству и формы просвещенной деятельности
45
«сына отечества» второй половины ХVIII века
Заключение
59
Список использованных источников
60
ВВЕДЕНИЕ
Проблема социокультурной оценки личности Екатерины II и эпохи в целом, в плане культурно-исторического движения - одна из самых важных в истории культурологической области знаний. Данная дипломная работа посвящена одному из аспектов данной проблемы: норме и образу в культурно-историческом процессе второй полвины XVIII века.
Актуальность данного исследования заключается в том, что до настоящего времени век Екатерины II до сих пор не получил системной культурологической оценки исследователей. Так как вторая половина XVIII органически связанна с идейной, философской и нравственно-этической системой Просвещения, то воплощением образца и нормы эпохи была сама Екатерина II и ее просвещенные деятели - «служители отечества», которые помогали в преобразовании, в просвещении государства.
Предметом предлагаемого исследования является русская культура второй половины XVIII века.
Объектом исследования является норма и образец в культурно- историческом процессе второй половины XVIII века.
Цель исследования: выявить роль, нормы, образца в формировании социальной практики «человека просвещенного».
Для этого необходимо решить следующие задачи:
- определить условия активизации нормы, образца;
- определить направленность русского Просвещения;
- определить культурно-исторические причины и условия формирования имиджа Екатерины второй в сознании русского общества рассматриваемого
периода;
- определить условия и механизм мифологизации личности Екатерины;
- систематизировать мифологемы и их роль, дать им культурно - историческую интерпретацию;
- выявить рекламации «просвещенной монархини» в искусстве;
- определить, как влияли норма и образцы просвещенческой идеологии на
деятельность просвещенных исполнителей «сынов отечества»;
Дипломная работа выполнена с применением таких методов, как культурно- антропологический, сравнительно-исторический, системный, историко- типологический.
В ходе работы были изучены литературные и научные источники: исторические документы, записки, воспоминания, очерки, хроники, законодательные акты эпохи. Источники опирались на работы Ю.М. Лотмана,
А.Б. Каменскго, Е.В. Анисимова, Б.И. Краснобаева, Н.Я. Эйдельмана, А.
Брикнера, А. Труайя, Н.И. Павленко, Л.М. Гавриловой и др., которые отразили представления о Екатерине второй как культурно-историческом персонаже в массовом сознании эпохи.
Оценки государства для русского человека всегда были оценками личных качеств и достоинств государя, от которого ожидали не только некой суммы социально-политических «мероприятий», «законодательства», государственных действий, но и личного величия, проявленности качеств. «Личное» отношение к правителю во многом определяло социально-политический и нравственный климат России. Екатерина вторая анализируя понятия «закона», «обычаев»,
«нравов», «русского характера», приходит к выводу о том, что основой национального характера является любовь к обычаям и государю. В этой связи русский человек предъявляет правителю особые претензии: он должен быть действователем на общее благо. «Наш образ правления, по своему складу, требует энергии; если ее нет, то недовольство делается всеобщим, и, вследствие этого, если дела не идут лучше, происходят революции» /30, с.
57/, - пишет императрица.
Служение царю, государству, обществу, народной пользе с течением времени становилась своеобразным смысловым фундаментом личностно мотивированной интенции человека, соединенной и с чувством независимости, и с честолюбивыми стремлениями к славе и социальному престижу.
Человек в русской культуре второй половины ХVIII века – это человек, обладающий новой духовной, интеллектуальной, социальной и эмоционально- психологической сущностью, формирующий новую систему смыслов и значений, идеалов, способный к «разумному» отношению к жизни и активному способу существованию - к государственно-значимому действованию. Его национальными особенностями становится сознательное выстраивание жизни - по образцу гражданина, жизнетворчество в соответствии с нормами истинного служения, формирование просвещенного образа жизни.
Так называемый «золотой век» Екатерины второй - один из интереснейших этапов российской истории. Объяснений тому немало, но главное видится в том, что личность Екатерины второй, ее идеи и деяния неразрывно связанны с эпохой преобразований, когда Россия в очередной раз становилась на путь европейского Провещения.
1 НОРМА, ОБРАЗЕЦ В ИДЕЙНО-МИРОВОЗЗРЕНЧЕСКОЙ СИСТЕМЕ
РУССКОГО ПРОСВЕЩЕНИЯ
1.1. Роль Социокультурной нормы, образца и условия их активизации в русской культуре второй половины ХVIII века
Формирующиеся тысячелетиями и передающиеся из поколения в поколение образцы и правила поведения, определенные нормы или действия, играли большую роль и складывались на уровне обыденного сознания общества. Во второй половине ХVIII века в связи с социокультурными изменениями сложились особые нормы и образцы, которые определили поведение людей, провоцировали их на «ожидаемый», прогнозируемый тип действий.
Культурная норма, являясь стандартом социокультурной деятельности, регулировала поведение людей, свидетельствовала об их принадлежности к конкретным социокультурным группам, выражала их представление о «должном», желаемом. В переработанном виде культурные нормы воплощены были в идеологии, этических учениях, религиозных концепциях, и назначение норм состояло в минимизации случайных обстоятельств, субъективных мотивов, психологических состояний. Нормативное регулирования отношений предполагало добровольное и сознательное принятие каждым человеком распространенных в данной культуре норм деятельности /61, с. 101/.
Существуют нормы, обязательность которых однозначна и определена вплоть до применения строгих санкций (выполнение правовых норм). В других случаях допускается вариативность норм поведения. Например, часто традиции содержат в себе набор стандартных образцов, из которых человек может выбирать. Возможны ситуации, когда предусматривается достаточно свободное реагирование человека: уличная среда, домашняя обстановка.
Понятие нормы конкретизируется в понятиях правил, образцов, предписаний. Действия любой нормы не абсолютно: норма переживает период зарождения, утверждения, потом теряет стабильность, начинает разрушаться.
Разрушение одних культурных норм всегда сопровождается созданием новых.
«Образец культурный является и являлся устойчивой конфигурацией связей людей друг с другом, с предметной и природной средой, которая обуславливается определенными типами ситуаций, предписанным поведением в них человека, а так же критериями, по которым оцениваются и оценивается действия человека или его связи с окружающим миром » /61, с. 103 /, - пишет
Харуженко В. И.
Оценивая образец с этой точки зрения, можно утверждать, что культурный образец представляет собой исключительно емкое понятие, которое заключает в себе и информацию о мире, и момент его оценки, и способы действия в нем человека, и стимулы таких действий. И в качестве образца культуры в разное время способны выступать явления культуры широкого диапазона действия и различные формы: материальные предметы, способы, манеры поведения, правовые или обыденные нормативы поступков людей и т.д. Культурный образец представляет и выполняет в культуре исключительно важную функциональную роль.
На высших уровнях культурной активности, в сфере порождения новых форм и стилистических ценностей философского, религиозного, художественного характера, имело место создание особого рода уникальных культурных образцов, способных создавать культурные стили.
Созданные одаренными художниками, великими мыслителями, высоконравственными авторитетами, эти образы культуры приобретают общезначимый характер для данного общества и превращаются в универсальные, фундаментальные эталоны, позволяющие на их основе обновлять культуру. Во второй половине ХVIII века норма и образец определялись идеологией и сложившейся практикой просвещенного абсолютизма, когда определенная роль в деле просвещения «закреплялась» за императором. Так, личность Екатерины
Второй, ее идеи и деяния неразрывно связаны с эпохой преобразований, когда
Россия в очередной раз становилась на путь европейского Просвещения. Если
«век Петра был веком не света, а рассвета » /69, с. 261/, много сделавшем
«во внешнем, материальном отношении преимущественно», то в свершениях второй половины XVIII века, по определению С. М. Соловьева, «ясно видны признаки возмужалости народа, развития сознания, обращения от внешнего к внутреннему, обращения внимания на самих себя, на свое» / 55, с. 19 /.
Суть происходивших перемен образно передал видный екатеринский вельможа И. И. Бецкой в словах, обращенных к императрице: «Петр Великий создал в России людей; Ваше Величество влагаете в них души». По его мнению,
Екатерина Вторая «кротко и спокойно закончила то, что Петр Великий принужден был учреждать насильственно» /69, с. 171/.
Из вышеизложенного мы можем сделать вывод, что нормы и культурные образцы способны выступить явлениями широкого диапазона действия: способы и манеры поведения, правовые или обыденные нормативы поступков людей.
В отечественных гуманитарных науках оценка русского Просвещения долго строилась и отчасти продолжает строиться по технологии установления его соответствия западноевропейскому (преимущественно французскому) просвещению. Это порождает суждение о подражательной ложности (Г.Г.
Шпет) русского Просвещения, его миражности (В. М. Живов), о его культурно-исторической ограниченности,
«замкнутости» пространством «императорского города» (М. С. Каган). Русское
Просвещение в действительности осуществилось как другое Просвещение, не заимствованное, подражательное или миражное, а другое. Исследование специфики русского Просвещения предполагает выявление его смыслов и значений, определяющих специфику культурной практики эпохи.
Культура второй половины XVIII века органически связана с идейной, философской и нравственно-этической системой просвещения. Просвещение – особый этап в развитии просвещенческих идей в России XVIII века. Он характеризуется созданием целостной системы взглядов, в основе которой –
«учение о человеке, который предстает как духовно-нравственное и физически совершенное общественное существо…»/13, с. 117/.
Просветители полагали в качестве главного закона миропорядка природы и общества движение к совершенству. В учении теоретиков Просвещения о человеке он предстает как «цель» движения природы к совершенству и в то же время как «средство» совершенствования мира /11, с. 8/.
Идеология Просвещения формировалась в России вокруг идеи разума, воспитания, распространения знаний, установления мудрых и справедливых законов, искоренения предрассудков и суеверий в сознании человека. В этом отношении русское Просвещение шло вслед за французским во главе с
«энциклопедистами». Ю. М. Лотман писал: «Для западного просветителя основной задачей было сформулировать истину, для русского – найти пути ее осуществления» /41, с. 4/.
Русское Просвещение следует рассматривать как цельное по своей культурно-исторической природе явление. Его целостность детерминируется новым типом мировоззрения и способом мышления (познания), которые позволили человеку выработать принцип разумного отношения к действительности и веру – убеждение в возможность устроения (на пути реформ и последовательных прогрессивных изменений) нового образа русской жизни, сформулировать новую систему ценностей и способов деятельно – просвещенного существования.
Век русского Просвещения – это век Разума, людей, ищущих пути к справедливости и гармонии для себя и для мира. В личностном сознании укрепилась мысль о достоинстве и величии человека, о возможностях его разума.
Просветительские философия и идеология в России были ориентированы на государственные и общечеловеческие ценности, и последние обладали значительной нравственной и культурной энергией. Конечной целью совершенного общества во всех, за небольшим исключением, просветительских идеологических и нравственных построениях эпохи полагался совершенный человек, и усилия русского человека в значительной мере были направлены на следование образцу идеального человека – гражданина. Т. В. Артемьева, исследуя специфику и особенности философской системы XVIII века, делает в качестве одного из заключений следующее: «В систему философии
(мировосприятия) входит не только производство знания, но и сама его широкая реализация – пропаганда, образ жизни, личный пример. Российский философ … мог почти уподобляться Творцу и стать Демиургом, слово которого могло организовать практическое пространство и воплотить в жизнь некоторую идеальную мысль» /5, с. 22/. Национальная же специфика этих интенций заключается в мысли – слове – действии, обращенном в конечном итоге через
«общее благо» (как благо государства) к человеческому миру.
Эпоха Просвещения в целом и мифология государства как одна из составных частей мировоззренческих основ этого периода имеет довольно сложный генезис.
При Петре концепция надконфессионального государства, в котором монарх распоряжается общественным благом, являлась исходным моментом государственных преобразований. Европейские идеи попадали в Россию в контекст сложившейся культурной традиции. Потому трансплантируемые идеи преображались и получали новую жизнь. Идея монарха как установителя социальной гармонии и блюстителя общественного блага соединилась здесь с традиционными представлениями, сформулированными в концепции Москвы –
Третьего Рима. Соответственно из медиатора космического порядка монарх превращается здесь в демиурга, в творца нового царства, которое должно преобразить мир. То, что наново создается царем, и есть начаток этого нового мира и вместе с тем – в соответствии с европейской мифологией государства – восстановление изначального благого порядка. В этом контексте понятно, что Петр и его приближенные могут называть Петербург «Раем» и
«Святой землей».
Созданная Петром новая страна оказывается, таким образом, землей утерянного изначального блаженства, а Петр – спасителем мира, восстанавливающим рай на земле /24, с. 663/.
Таким образом, европейская концепция монарха как распорядителя всеобщего блага приводит в России к беспрецедентной сакрализации царя со времен Алексея Михайловича и характеризует весь императорский период русской истории.
Развитие императорского культа имело решающее значение для построения и формирования образцов XVIII века. Именно этот культ оказывается тем камнем, который обеспечивает синтез двух совершенно разнородных традиций, формирующих русскую культуру XVIII века. Это, с одной стороны, традиционная русская духовность, а с другой – рационалистическая культура европейского абсолютизма.
Поскольку петровская государственность вводит перевоспитание населения в число важнейших политических задач, этот синтез превращается в основное идеологическое задание, полученное культурой от преображенной империи.
Основные моменты новой государственной идеологии, мифологии государства и императорского культа врастают в самую ткань российского самодержавия /24,с.667 /,- полагает Живов В. М.. Они сохраняют свою полную значимость к началу екатерининского царствования и составляют тот мифологический фон, на котором вырастают екатерининские начинания. Как строитель нового мира и Мессия, русский монарх был заинтересован в самых радикальных для своего времени идеях. В России XVIII века отсутствовала непосредственная связь между идеологией государства и реальным механизмом государственного управления. Примером может служить тот факт, что в 1767 г.
Екатерина издает свой знаменитый «Наказ», в большей своей части воспроизводящий суждения Ш.Л.Монтескье, Ч.Беккариа и других энциклопедистов. Как пишет в своей работе Живов В. М.: «В одной из статей
«Наказа» говорится, что «В России Сенат есть хранилище законов», а в другой статье за Сенатом закрепляется право «представляти, что такий-то указ противен Уложению, что он вреден, темен, что нельзя по одному изполнить»
/24, с. 669/. Под «Уложением» подразумеваются здесь основные законы, таким образом, оказывается, что русское самодержавие самым просвещенным образом ограничивает себя Основным законом. Никакого Уложения в России XVIII века не было, и за все время екатерининского царствования Основной закон так и не успели составить. «Наказ», будучи самым прогрессивным в России по содержанию юридическим памятником XVIII-го столетия, был вместе с тем законодательной фикцией, не имевшей никакого практического значения; этот факт общеизвестен и многократно анализировался исторической наукой.
«Наказ», как и вся идеология государства, входил в мифологическую сферу и выполнял мифологическую функцию, он был атрибутом монарха, устанавливающего всеобщую справедливость и созидающего гармонию мира.
В этом мифологическом действе императрица была хотя и главным, но отнюдь не единственным участником, его действующими лицами становились все, кто приближался ко двору.
Существовали определенные точки зрения отрицания русского Просвещения, недооценку его функций и это имело давнюю традицию.
Г.Г. Шпет в своей статье «Очерк развития русской философии» утверждал, что в России не было ни своей просветительской философии, ни собственно своего просвещения. Он полагал, что русское Просвещение не стало, как это должно было быть, движением к наукам и собственно знаниям. Оно, по его утверждению, явилось идеологическим оправданием социально-бюрократического стремления части русского общества к чинам и жизненным благам. Отрицание русского Просвещения мотивировано ошибочным пониманием философом того, что
«… Россия вообще прошла свой культурный путь без творчества» /14, с.
252/. Безусловно, с такими тотальными отрицаниями русского Просвещения и его социокультурных итогов согласиться трудно, так как именно в XVIII веке сформировался особый статус русской интеллигенции, побуждающий ее к нравственно-просветительской деятельности.Унификация русской интеллигенции, к которой прибегает Г. Г. Шпет, не возможны, у нее свое предназначение и своя национальная специфика.
Ограничения социокультурной энергии и культурного потенциала русского
Просвещения было предпринято в статье М.С.Кагана «чем же был XVIII век в истории русской культуры», он выделил две ипостаси русской культуры, которые обусловили формирование двух разных по значению и культурно - просветительской наполненности, центров: петербургского и московского.
Социокультурное пространство Просвещения, на его взгляд, исчерпывается
Петербургом. На долю Москвы он относит традиционалистское сопротивление
«новому», неприятие рационализма и Просвещения в широком смысле этого слова. Он говорил, о глубоком расколе в русской культуре, о несоединимости двух ее начал, воплощенных Москвой и Петербургом. Возможно, правильнее было бы говорить о разной степени вовлеченности русских людей в процесс просветительского преобразования, о проявленности «Московского» и
«Петербургского» человека в культурном пространстве Просвещения, о специфике самоопределения в системе смыслов, ценности и значений эпохи. Но в каждом человеке происходило постепенное накопление «просвещенного» потенциала, потом в человеке возникает и то состояние «культурного напряжения», которое заставляет его действенно определяться во времени и пространстве эпохи. И не всегда это самоопределение было оппозиционным по отношению к основной тенденции развития.Просвещения как явление человеческой самоорганизации, движущая сила, не может однозначно классифицировано или разведено по «географическим» локальным пространствам.
В. М. Живов в статье «Государственный миф в эпоху Просвещения и его разрушения в России конца XVIII века» писал, что «культура русского
Просвещения была государственной культурой, непосредственным воплощением варианта государственной мифологии, …мифологическим действом государственной власти» /24, с. 670/. И поэтому вполне закономерно автор приходит к выводу: «Русское Просвещение – это мираж. Одни деятели русского
Просвещения искренне верили в его реальность, другие были его невольными участниками, но это не меняло его мифологического существа» /24, с. 671/
.Нам представляется это утверждения не совсем справедливым. Наличие самих исключений неизбежно разрушает предлагаемую автором цельность состояния
«миражности» русского Просвещения; В.М. Живов в значительной мере сузил хронологические рамки эпохи Просвещения; автор неправомерно оценивает просветительскую энергию и культурный ареал той самой государственной идеологии, которую он признает в качестве действительной силы исторического движения движения России; понятие «миражности» связано с семантикой призрачности, иллюзорности. Если же признать справедливой основную мысль автора статьи, то необходимо признать весь русский XVIII век глобальной мифологической государственной иллюзией, «не-бытием». На наш взгляд надо помнить, что всякие идеи имеют под собой действительную силу, обладают энергетикой, вовлекающей людей в свою культурную сферу. Процесс распространения просветительских идей – процесс действительности. Помимо этого, следует иметь в виду, что в мифологическое действо государственной власти вступал человек, уже обладающий новым типом сознания, верящий в преобразовательную силу разума, знания, наук, закона и сознательно выстраивающий свою жизнь как служение отечеству и общему благу. Особую модель формирования образа жизни, типа поведения или деятельности содержат
«Записки» Екатерины II.
Как отмечал К. Масон, что все «язвы и злоупотребления» в ее царствования не бросали темной тени на «личный характер этой государыни.
Она казалась глубоко человечной и великодушной. Все те, кто к ней приближались, испытывали это; все те, кто узнавали ее близко, были восхищены чарами ее ума … Ее обманывали, ее обольщали, но она никогда не была под игом господства. Ее деятельность, правильность образа жизни, ее умеренность, ее мужество, ее постоянство даже ее трезвость – таковые моральные качества, которое было слишком несправедливо приписать лицемерию»
/55, с. 38/.
Но оценивая плоды правления Екатерины II в целом (а в XVIII века она оставалась на троне дольше, кто-либо чем из коронованных особ), приходим к выводу, что то была эпоха славы и могущества России, закрепившей за собой статус великой державы. Как признается Екатерина II в своих «Записках», что рано или поздно «станет самодержицей российской империи», и шаг за шагом, с замечательной последовательностью, шла к этой цели. Такая задача была в тех обстоятельствах под силу, пожалуй, только ее характеру /34, с.30 /.
Екатерина очень последовательно и целенаправленно шла к тому, чтобы слыть «просвещенной монархией» и добивалась этого своим трудом и терпением.
Ее государственная политика приобретала охранительный характер, тем самым как писал В.М. Живов: «Эмансипация культуры освободила здесь огромный религиозно-мифологический потенциал, который прежде всего – в русском
Просвещении – был отнесен к государству и монарху как устроителем космической гармонии на земле …».
1.2 Идеологемы просвещенного абсолютизма, и просвещенной монархини в
русской культуре второй половины ХVIII века
Популярной в обществе становится идея воспитания просвещенного монарха
– гражданина через науки и искусства. На первом витке общественного развития складывались идеи «философа на троне» как идеального правителя и
«просвещенного абсолютизма» как идеальной государственной системы.
Формирование и пропаганда просветительских идеологем становится прерогативой государственной идеологии и государя, как бы ранее ставшим пресвященным, «философом на троне». Функции просвещенного учителя нации переходят к монарху, он задаёт и просветительскую конфигурацию
«проводникам» - подданным, слугам отечества, определяя статусное положение дворянства.
Явные и скрытые парадоксы просвещенного екатерининского века, его внутренняя раздвоенность всегда интриговало русское общественное сознание.
Вспомнить хоть А.С. Пушкина Екатерина для него, с одной стороны - «Тартюф в юбке и короне», с другой – мудрая матушка – государыня «Капитанской дочки». Но тем не менее как конструировал Карамзин: Русский народ никогда не чувствовал себя так счастливо, как в годы царствования Екатерины» /40, с.4 /.
Екатерина соморекламировала, самоутверждала себя в качестве просвещенной монархии. Она была честолюбива настолько, что с первых дней своего пребывания в России готовилась стать русской самодержицей, воспитывала себя в уважении к русским нравам, обычаем, русской истории.
Сразу сроднившись с новым отечеством, жадно самоучкой впитывая всесторонние знания и изучая все касающееся России, она самодержавно правило столь расширившейся в ее царствования империй. Особенности ее характера, внешность и ее данные помогли стать императрицей. Вот как описал ее К. Рольер: «Приятный и благородный стан, гордая поступь, прелестные черты лица и осанка, повелительный взгляд, все освещало в ней великий характер» /55, с.32 /.
Характер Екатерины, ее стремления, духовные запросы и потребности с самого начала были иными, чем у ее мужа. За семнадцать лет, прошедшие с приезда в Россию до восшествия на престол, она постаралась и сумела приблизить к себе людей, которые помогли в дальнейшем. Довольн рано
Екатерина пристрастилась к чтению и вскоре от французских романов перешла к трудам философов – просветителей – тех, кто были в то время властителями дум образованной Европы. Как писал лорд Бекингхэмилер «От природы способная к всякому умственному и физическому совершенству, она вследствие вынужденно замкнутой ранее жизни, имела досуг имела развить свои дарования в большой степени, чем обыкновенно выпадает на долю государям, и приобрела умение не только пленять людей в веселом обществе, но и находит удовольствие в более серьезных делах» /55, с.33 /.
Екатерина Вторая занималась самообразованием, хотела себя просветить и делала все, чтобы стать «просвещенной монархиней», она формирует свой имидж, для того, чтобы стать Великой императрицей и быть образцом эпохи.
Английский посланник Уильямс так описывает Екатерину в 1755 году: «Как только она приехала сюда, то, начала всеми средствами стараться приобрести любовь русских. Она очень прилежно училась их языку и теперь говорит на нем в совершенстве. Она достигла своей цели и пользуется здесь большой любовью и уважением. Ее наружность и обращение очень привлекательны. Она обладает большими познаниями Русского государства, которое составляет предмет ее самого ревностного изучения. Ни у кого нет столько твердости и решительности» /23, с.8 /.
Читала она и труды по истории Англии, Франции, сочинения известных юристов и экономистов. Впоследствии, уже став императрицей, она и сама занялась сочинительством. Ее перу принадлежат пьесы, статьи, сказки, мемуары, работы по истории, языкознанию. И это помимо разнообразной переписки, которую на протяжении много лет вела с многочисленными русскими и иностранными корреспондентами, а так же работы над законопроектами.
Вместе с тем увлекаясь «возвышенными» идеями, Екатерина никогда не пренебрегала реальностью, вполне земными интересами. Ради сохранения власти она была готова жертвовать любыми принципами и философскими идеями.
При этом за годы пребывания на вторых ролях она стала опытным царедворцем, хорошо разбиралась в людях, знала психологию, умела использовать их достоинства и недостатки, научилась угождать, нравиться. Многие мемуаристы отмечали, что Екатерина была прекрасной собеседницей, умела выслушивать и воспринимать нужные идеи, приспосабливая их для своих нужд. Императрица не была безразлична к лести, но важные посты при ней получали прежде всего те, кто обладал необходимыми знаниями и способностями.
В течение многих лет, она упорно завоевывала симпатии своих будущих подданных. Впоследствии в своих мемуарах она признавалась: «Вот рассуждение, или, вернее заключение, которое я сделала, как только увидела, что твердо основалась в России, и которое я никогда не теряла из вида не на минуту:
- нравиться великому князю;
- нравиться императрице;
- нравиться народу.
Признаюсь, что когда я теряла надежду на успех в каком-либо пункте, я удваивала усилия, чтобы выполнить остальные два, и, следовательно, я думаю, что довольно хорошо исполнила свою задачу» /27, с.12/. Эти еще в молодости интуитивно обретенные мудрые установки Екатерина совершенствовала всю последующую жизнь.
Екатерина поближе познакомилась с кипевшей страстями жизнью двора и борьбой различных «партий» вокруг всего и вся, когда она овладела русской речью и стала лучше понимать происходящее, когда еще никому и в голову не приходила мысль увидеть ее на троне, она уже четко продумала свое поведение в свете:: «Я больше чем когда-либо старалась приобрести привязанность всех вообще, от мала до велика; я никем не пренебрегала со своей стороны и поставила себе за правило считать, что мне все нужны, и поступать сообразно с этим, чтобы снискать себе всеобщее благорасположение, в чем и успела»
/30, с. 233/.
Она все очень хорошо понимала и, что еще более существенно, делала верные выводы. Целью ее действий было достижение российского престола,
Екатерина жестко определила себе «правило нравиться людям», с которыми ей
«приходилось жить, усваивать их образ действий, их манеру». Эта цель, независимо ни от каких других привходящих обстоятельств, делает ей честь:
«Я хотела русской, чтобы русские меня любили» /30, с. 61/ .Как показало время, и в этом она успела.
Ко времени вступления на российский престол Екатерина была хорошо знакома с новейшими достижениями европейской философской, политической и экономической мысли, на основе которых у нее сложилась определенное представление о том, что необходимо делать для процветания государства. В соединении со знанием российской действительности эти представления повлияли на формирование политической программы императрицы. Некоторые частные предложения этой программы, а также способы ее реализации со временем корректировались, но основные цели и идеи оставались неизменными.
Поскольку идейно эта программа, а следовательно, и внутренняя политика
Екатерины основывались на принципах Просвещения, то и сам этот период русской истории получил в литературе название «просвещенного абсолютизма».
Эта идеология приобрела определенную направленность в соответствии с социальными нуждами и интересами различных слоев населения.
В ряды стран Восточной Европы монархи для укрепления своих позиций использовали популярные среди просветителей идеи «просвещенного абсолютизма»: Фридрих II в Пруссии, Иосиф II в Австралии, Екатерина II в
России. Хотя Вольтером, Дидро и другими идеологами Просвещения им были присвоены титулы «просвещенных монархов», однако эти характеристики относились по большей части не к тому, что они уже реально сделали, а к тому, чего просветители ожидали от них в будущем.
«Просвещенный монарх» в идеале должен был вырастать правильно понятые интересы большинства граждан и этим, по представлениям просветителей, отличаться от феодального монарха, отражающего только эгоистические, идущие вразрез с благом остальных граждан интересы небольшой прослойки привилегированных поданных. Власть государя формально не ограничивалось общественным мнением, она ограничивалась законами. Государь исполнял волю граждан, выраженную в новых законах.
Еще в XVIII веке Западноевропейским мыслителем в частности, Томасом
Гоббсом была сформулирована знаменитая теория общественного договора, согласно которой государство было создано людьми, договорившимися между собой о передаче ему, государству, передачи ему части своих прав с тем, чтобы оно его защищало. Но раз государство – творение человеческих рук, то, следовательно, его можно совершенствовать для общего блага с помощью удобных и полезных знаков /4, с. 140/.
Идеи авторов теории общественного договора были развиты французскими просветителями XVIII века и, в частности, Шарлем Луи Монтескье автором знаменитого сочинения «О духе знаков» которое высоко оценивала Екатерина
II. Монтескье полагал, что существуют три формы правления: монархия, республика и деспотия. Чтобы монарх не стал деспотом, необходимы законы, по которым он будет править и которые будут определять его, а также его подданных права и обязанности. Осуществляя свою власть, государь делит ее между учреждениями. При этом необходим специальный орган власти, который следил бы за исполнением и соответствием знаков всеобщему благу. Как защита от деспотии государя суд. Мудрый и просвещенный законодатель, действуя на основе точных знаний о положении дел в стране, ее обычаев и традиций, постепенно совершенствует законы, которые должны быть написаны простым, доступным каждому языком.
Сформулированные Монтеснье идеи были взяты Екатериной на вооружение и составили фактически основу ее теоретических воззрений. Эти воззрения наложились на представления императрицы о национальных интересах и нуждах
России. Прежде всего Екатерина считала себя наследницей и продолжательницей дела Петра Великого, с которым всю жизнь как бы соревновалась в славе. Его главную заслугу Екатерина видела в европеизации России, в превращении ее в мощную империю с ведущей ролью в мировой политике.
Вполне созвучна представлением Екатерины была идея создававшегося
Петром регулярного государства. Вместе с тем к современной ей Европе императрица относилась достаточно критично и вовсе не считала необходимым заимствовать у Запада все подряд. Одним важнейшим тактическим принципом
Екатерины показавшее ее мудрой, правительницей была постепенность преобразований и реформирование государства. Именно постепенность дала возможность довольно безболезненно провести те же реформы, которые Петр
Третий, например, пытался проделать в три дня, что и стало одной из причин его свержения.
Желание дать законы способствовало тому, что с начала своего правления Екатерина осуществила несколько важных преобразований, которые в целом прошли в подготовке реформ: сенатская реформа 1763 г., отмена секуляризации церковных земель, изменение положения русской православной церкви. Для депутатов комиссии она написала собственный Наказ, о котором уже оговаривалось выше, но стоит сказать о том, что в нем она постаралась соединить основные идеи Монтескье и других ведущих философов – просветителей и правоверов того времени. Закончив работу над Наказом,
Екатерина должна была представить его лицам из своего ближайшего окружения.
Камнем преткновения в Наказе был вопрос о крепостном праве, которое императрица считала экономически вредным и противоречащим принципам гуманности и справедливости. Наказ начинался с рассуждения о необходимом характере законов, который должен соответствовать историческим особенностям народ , для которого они создаются. При этом для такой большой страны, как
Россия, необходим самодержавный образ правления, ибо всякий другой был бы губителен. Цель самодержавия – благо всех подданных. Самодержавный государь правит в соответствии с законами, за соблюдением которых следит сенат. Все граждане равны перед законом, и свобода граждан состоит в том, что они могут делать все, что разрешено законом.
В качестве одной из важнейших задач – Уложенной комиссии выдвигалась разработка законов об отдельных сословиях. Поэтому специальные главы
«Наказа» посвящены дворянству и «среднему роду людей» (так Екатерина называла третье сословие).
Глава о крестьянстве в Наказе отсутствовала, и не известно, была ли она изначально.
Большой раздел документа был посвящен понятиям преступления, следствия, суда и наказания. Законы, утверждала Екатерина, создаются не для устрашения, а для воспитания граждан. Таково основное содержание Наказа – одного из важнейших документов екатерининского царствования.
Многие авторы, писавшие о нем, сетовали на то, что его положение, как им показалось, осталось лишь декларацией, невоплощенной в жизнь. Наказ был всего лишь инструкцией для депутатов Уложенной комиссии: это им поручалось выработать законы, основанные на сформулированных императрицей принципах, и воплотить эти законы, но влияние Наказа практически не ощущалось, хотя депутатам и предписывалось ежемесячно его перечитывать. Истины Наказа казались отвлеченными и как будто совсем не соприкасались с реальностями российской жизни /59, с. 134/.
Так закончился первый этап екатерининских реформ, характерной особенностью которого было стремление императрицы осуществить преобразования совместно с представителями различных социальных групп.
Важнейшим выводом, сделанным Екатериной из этой попытки, было представление о глубоком консерватизме широких слоев ее подданных, а следовательно, и о невозможности по-настоящему радикальных реформ. Одновременно императрица получила реальную картину настроения общества и отныне вынуждена была учитывать их, определяя тактику и темпы дальнейших преобразований.
С. М. Соловьев изучив работу Комиссии об Уложении 1977 г., четко уловил главное ее назначение: она была созвана с целью «познакомиться с умоначертанием народа, чтобы испытать почву прежде, чем сеять, испробовать, что возможно, на что будет отклик и чего еще нельзя начинать» /55, с. 21/.
Таким образом, созыв Комиссии имел для императрицы прежде всего интерес практический. Так, в одной из ранних своих заметок она выделяет особой строкой чрезвычайно крамольное для России середины XVIII века утверждение: «Рабство есть политическая ошибка, которая убивает соревнование, промышленность, искусства и науки, честь и благоденствие»/30, с. 646/.
Уже в 1775 году первым плодом реформ стал один из наиболее значительных актов екатерининского царствования – «Учреждение для управления губернией Всероссийской империи» /4, с. 87/.
Покончив с организацией системы управления, Екатерина приступила к реализации главного своего замысла – созданию законодательства о сословиях.В день своего рождения 21 апреля 1785 г. Она издала сразу два обширных документа, которые в исторической литературе принято именовать
Жалованными грамотами дворянству и городам.
Грамота подтверждала дарованное Манифестом «О вольности дворянства»
1762 г. Право дворян служить или не служить по своему выбору и наниматься на службу в иностранные государства. В губерниях создавались губернские дворянские собрания, в обязанности которых входило ведение дворянских губернских родословных книг для записи всех местных помещиков. В памяти российских дворян Екатерина осталась истинной благодетельницей и защитницей. Все это создало представление о екатерининской эпохи как «о золотом веке» русского дворянства. Однако было бы неверным думать, что работая над грамотой, Екатерина Вторая забыла об интересах государства и своих просветительских принципах.
Жалованные грамоты дворянству 1785 г., этот законодательный акт окончатьльно возвысил дворян над другими сословиями и слоями общества.
Екатерининская эпоха поистине стала «золотым веком» для них, временем наивысшего торжества крепостничества.
О корректировке первоначальных представлений императрицы о границах возможных преобразований говорит и записанное с ее слов изложение разговора с Дидро, взявшего на себя роль советника по проведению необходимых, на его взгляд, реформ в России: «Я долго с ним беседовала, но более из любопытства, чем с пользою. Если бы я ему поверила, то пришлось бы преобразовать всю мою империю, уничтожить законодательство, правительство, политику, финансы, и заменить их несбыточными мечтами я ему сказала:
«г. Дидро, я с большим удовольствием выслушала все, что вам внушал ваш блестящий ум. Но вашими высокими идеями хорошо наполнить книги, действовать же по ним плохо. Составляя планы различных преобразований, вы забываете различные наши положения. Вы трудитесь на бумаге, которая все терпит, между тем как я, тружусь для простых смертных, которые чрезвычайно чувствительны и щекотливы» /23, с. 12/. Этим она хотела показать ее желание, которое всегда «имела», содействовать благу государства.
Как Екатерина Вторая мудро заметила: «… нередко недостаточно быть просвещенным, иметь наилучшие намерения и власть для исполнения их»/23,с.23/. Небезынтересны на этот счет и доводы Екатерины Дашковой, приведенные ею в беседе с Дидро все о том же «рабстве наших крестьян»:
«Просвещение ведет к свободе; свобода же без просвещения породила бы только анархию и беспорядок. Когда низшие классы моих соотечественников будут просвещены, тогда они будут достойны свободы, так как они тогда только сумеют воспользоваться ею без ущерба для своих сограждан и не разрушая порядка и отношений, неизбежных при всяком образе правления» /16, с. 80/.
Тем самым Екатерина зафиксировав, что «Комиссия Уложения, быв в собрании, подала мне свет и сведения о всей империи, с кем дело имеем и о ком пещимся должно».
Подобно тому как на родине Просвещения Вольтер, Д’ Аламбер или Дидро не могли обрести взаимопонимание с Людовиком ХV, так в России не получился диалог между Екатериной и российским просветителем Николаем Ивановичем
Новиковым. Зато императрице удалось пленить умы парижских вольнодумов, с которыми она вела оживленную переписку. Она была авторитетом у европейских мыслителей.
В оценки отношений Екатерины с просветителями историки, как правило, руководились высказываниями А. С. Пушкина. Он считал, что просветители, не ведая подлинного положения дел в стране, доверились оценкам самой монархини. Пушкин писал об отвратительном фиглярстве императрицы «в отношениях с философами ее столетия». Оценка Энгельса близка к пушкинской:
«… двор Екатерины Второй превратился в штаб-квартиру тогдашних просвещенных людей, особенно французов; императрица и ее двор исповедовали самые просвещенные принципы, и ей настолько удалось ввести в заблуждение общественное мнение, что Вольтер и многие другие воспевали «северную
Семириаду» и провозглашали Россию самой прогрессивной страной в мире, отечеством либеральных принципов, поборником религиозной терпимости»/35,с.105/.
Всякая мера в пользу трудового населения квалифицировалась как вынужденная, исходившая не от Екатерины, а от обстоятельств, принуждавших ее идти на уступки.
Но сводить все к фарсу, лицемерию и обману – значит не замечать генерального факта: Екатерина Великая после своего 34-летнего правления оставила Россию более могущественной и просвещенной.
Ключом к пониманию взаимоотношений императрицы и просветителей служит ее ответ на осуждение митрополитом Платоном ее переписки с «безбожником»
Вольтером. «80-летний старик – заявила она, - старается своими, во всей
Европе жадно читаемыми сочинениями прославить Россию, унизить врагов ее и удержать деятельную вражду своих соотчичей, как тогда старались распространить повсюду язвительную злобу против дел нашего отечества, в чем и преуспел. В таком виду намерении письма, писанные к безбожнику, не нанесли вреда ни церкви, ни отечеству»/14, с. 27/.
Но было бы опрометчиво объяснять переписку Екатерины с Вольтером и прочими просветителями чисто утилитарными целями. Начиналось все с преклонения перед силой идей, исходившей от могучей кучки деятелей
Просвещения, сумевших покорить любознательную Екатерину в годы, когда она отвергнутая супругом, находила утешение в чтении их сочинений. Великая княгиня Екатерина Алексеевна не представляла интереса для просветителей, поскольку не имела возможности хоть как осуществить их проекты. Только после того, как она стала Екатериной Второй, возник взаимный интерес.
Екатерина допускала себя по отношению к Вольтеру, с которым активнее всего переписывалась. скромной ученицей, всего лишь стремившаяся воплотить в жизни его идеи. Она воздерживалась от демонстрации превосходства императрицы огромной страны над лицами, зарабатывавшими на хлеб насущный пером. Какими только лестными эпитетами не награждал Вольтер Екатерину! «Я до такой степени стал уверенным в своих пророчествах, - писал он в 1766 году,- что смело предсказываю теперь вашему величеству наивеличайшую славу и наивеличайшее счастье» /31, с. 11/.
Особый восторг просветителей вызвала материальная помощь нуждавшемуся
Дидро: у того была единственная дочь, для приобретения приданного которой он намеревался продать главное свое богатство – библиотеку. В 1766 году
Екатерина купила у него библиотеку за 15 тысяч франков, предоставив право держать ее у себя до смерти; более того, императрица назначила Дидро хранителем библиотеки, определив жалование в 1000 франков в год с выплатою его за 50 лет вперед.
В связи с этим Д’Аламбер писал Екатерине: «Вся литературная Европа рукоплескала…», Вольтер: «Все писатели Европы должны пасть к стопам ее величества».
В июне 1778 года императрица получила известие о смерти Вольтера. Она писала Гриму: «Вольтер – мой учитель; он, или лучше сказать, его произведения, развили мой ум и мою голову». Гримм получил задание купить у наследников библиотеку учителя «и все оставшиеся после него бумаги, включая и мои письма. Я щедро заплачу его наследникам» /23, с. 66/.
Информируя зарубежных корреспондентов о положении дел в стране,
Екатерина прибегала к значительным передержкам, лакировке происходившего, что было вполне в духе того времени – аналогичным образом вели себя прусский и шведский короли: Фридрих II и Густав III. Проще было Екатерине информировать зарубежных корреспондентов о военных действиях в годы первой русско-турецкой войны. Успехи здесь были настолько бесспорны и очевидны, что не нуждались не в лакировке, ни в искажении. Каждая победа русского оружия немедленно становилась достоянием Вольтера и Бьельке.
Связи императрицы с французским просветителями не ограничивались перепиской. С Дидро и Гримом Екатерина общалась лично, причем с Гримом дважды.
В первый раз оба явились в Петербург в 1773 году, когда императрице было не до светских и учёных разговоров – продолжалась русско-турецкая война, ее занимали тревожные слухи о движении, вспыхнувшем в Оренбургских степях. Тем не менее, Екатерина почти ежедневно беседовала с гостями по нескольку часов.
В столице России Дидро пробыл пять месяцев вместо двух, как собирался вначале: Екатерина умела слушать собеседника и говорить сама. Собеседники не всегда высказывали взгляды приемлемые для каждого из них. Граф Сегюр, французский посол при дворе императрицы выразил это различие достаточно четко: «Она восхищалась его умом, но отвергала его теории, заманчивые по своим идеям, но неприложимые к практике» /23, с. 167/.
Эпистолярное наследие, оставленное Екатериной и европейскими философам, дало Н. М. Карамзину основание сделать справедливое замечание:
«Европа с удивлением читает ее переписку с философами, и не им, а ей удивляется. Какое богатство мыслей и знаний, какое проницание, какая точность разума, чувств и выражений» /48, с. 111/.
Общение с европейскими знаменитостями закрепило за Екатериной славу просвещенной монархини и бессмертной покровительницы художеств. Планы императрицы простирались и дальше, К. Д’ Аламберу она обратилась с просьбой быть воспитателем своего сына Павла Петровича, а Дидро готов был предоставить убежище от преследований французского правительства с тем, чтобы тот продолжил издание энциклопедий в Петербурге. Оба, впрочем, вежливо отказались.
В те времена престиж монарха был неразрывно связан с престижем страны, в которой он занимал трон. Следовательно, восторги философов относились не только к Екатерине, но и к России.
Собственное царствование Екатерина формировала в пяти пунктах
«правил»: «1) Нужно просвещать нацию, которой должен управлять.
2) Нужно ввести добрый порядок в государстве, поддерживать общество и
заставить его соблюдать законы.
3) Нужно учредить в государстве хорошую и точную политику.
4) Нужно способствовать расцвету государства и сделать его изобильным.
5) Нужно сделать государство грозным в самом себе и внушающим уважение соседям» /30, с. 647/.
Постепенность, последовательность, плановость – важнейшая черта преобразований Екатерины Второй.
Как пишет Брикнер А. Г.: «Нельзя отрицать, что тот час же после воцарения императрицы, была заметна кипучая деятельность в государственном организме и что во всех отношения выказывалось личное участие Екатерины в решении всевозможных вопросов» /8, с.142/.
В то же время Екатерина Вторая была лишена холодной рассудительности, являя собой пример, как она сама говорила, натуры «восторженной», «горячей головы», т. е. человека увлекающегося. Так, возражали неумеренно лестным попыткам представить ее «образцом во всех отношениях», она пишет, что «этот образец не только плох, но и не пригоден для образца», так как «я … вся состою из порывов, бросающих меня то туда, то сюда». Это ее черта характерна порой проявлялась и в государстве...
ВНИМАНИЕ!
Текст просматриваемого вами реферата (доклада, курсовой) урезан на треть (33%)!
Чтобы просматривать этот и другие рефераты полностью, авторизуйтесь на сайте:
|
|
|
Добавлено: 2011.01.07
Просмотров: 1827
|
Notice: Undefined offset: 1 in /home/area7ru/area7.ru/docs/linkmanager/links.php on line 21
При использовании материалов сайта, активная ссылка на AREA7.RU обязательная! |
