Реферат: В. Д. Поленов - архитектор

В. Д. Поленов - архитектор В. Локтев В одном из самых живописных мест среднего течения Оки, под Тарусой, находится музей-усадьба знаменитого русского живописца Василия Дмитриевича Поленова, картины которого со школьных лет знакомы каждому из нас. Но далеко не каждый знает, а тем более придает значение тому, что все постройки усадьбы, включая главный дом, выполнены по проектам самого Поленова и что в творчестве художника архитектура не была временным увлечением или простым любительством, а начиная с ученичества в Петербургской Академии художеств играла важную роль во всех проявлениях его многогранного таланта. В русских усадьбах неизменно поражает замечательное согласие их с окружающим ландшафтом, когда архитектура дополняет и «усугубляет» красоту последнего. Однако поленовская усадьба - больше чем удачное расположение на местности и вовсе не типичная усадебная постройка. Здешнюю природу писали многие художники, часто бывавшие в гостеприимном поленовском доме. Она как бы намеренно позировала, приглашала запечатлеть себя, что представлялось делом вполне посильным для искушенных профессионалов. Казалось бы, в ней все уже найдено и скомпоновано, то есть готово для создания настроения и образа, и задача художника упрощается до работы копииста. Но вот что замечательно: раскрыть сокровенность, застенчивое очарование, самобытную живописность здешней природы удавалось только Поленову. Он единственный и законный ее душеприказчик. Плавая по Оке на пароходе в поисках места для задуманной усадьбы, Поленов нашел на высоком берегу у своенравного поворота реки под Тарусой воплощенное в натуре собственное ощущение среднерусской природы с ее бесконечным разнообразием, лирическим мелодизмом и умиротворяющей гармонией. Он - первооткрыватель неброской красоты этих мест. Точно так же когда-то в «Московском дворике» им была открыта и незабываемо запечатлена красота обыденного, повседневного. По-видимому, здесь, в окрестностях Тарусы, Поленов сразу почувствовал нечто родственное его представлению о красоте и гармонии, а уже поселившись и «присмотревшись» многочисленными этюдами и эскизами, понял, что выбрал на самом деле вовсе не случайный ландшафт, а ту самую долгожданную натуру, которой ждал его пейзажный талант и которая со временем не только для него, но и для многих других людей стала отождествляться с трудновыразимым понятием Родины. Усадьба «Борок» (так Поленов назвал свой дом) с самого начала задумывалась как ансамбль. Русские «дворянские гнезда» с почти обязательной для них классицистической схемой (колонный портик с ризалитами и флигелями по обе стороны), как ни странно, обладают поразительной индивидуальностью. По облику каждой можно судить о быте, привычках, характере их владельцев. Как и сельские церкви, дворянские усадьбы в подавляющем своем большинстве безукоризненно вписаны в ландшафт. Но здесь, в Поленове, архитектуру сочиняет художник и, что особенно существенно, мастер пейзажа, умеющий слушать и понимать голос природы. В известном смысле пейзажист читает и переживает скрытую архитектуру природы. И действительно, многие пейзажисты очень архитектурно выстраивают или расшифровывают мотивы, списанные с натуры. Таковы работы Пуссена, Гоббемы, Богаевского, Рериха... Но с тем же основанием можно говорить и о специфической живописности или даже пейзажной непринужденности архитектурной композиции, имея в виду ее близость и созвучность природе. Сейчас трудно представить, что холм Борок в то время, когда Поленов решил строить на нем свой дом, был почти безлесым, о чем свидетельствуют старые фотографии. Чем же он мог понравиться художнику? Ведь поначалу Поленов купил землю где-то в районе села Бёхова, но позднее, осмотревшись, с ущербом для себя выменял у крестьян Борок. С холма во все стороны хорошо просматриваются приокские дали, являя взору завораживающие картины, но сам холм для жизни малопривлекателен. И вот одновременно со строительством дома-усадьбы Поленов начинает по-своему компоновать приобретенную местность, то есть сочинять в натуре пейзаж, какой он хотел бы постоянно иметь перед глазами и который натура приняла бы как свой, - работа, напоминающая работу ландшафтного архитектора. Задача Поленова - создать ансамбль придуманного лесопарка, архитектуры и окрестной природы. В данном случае он не копирует пейзаж, находящийся перед глазами, а предметно воплощает пейзажный замысел. В его распоряжении не кисти и краски, а деревья, аллеи, полянки, дорожки, цветники, мостики, пруды... И все это «на вырост», на перспективу, без возможности тут же увидеть и оценить результат. Будет ли скомпонованный пейзаж в согласии с архитектурой и окружающей природой? Ведь они должны говорить на одном языке и не противоречить друг другу. И еще: как у пейзажиста у Поленова уже давно определились свои композиционный почерк и образность, излюбленные темы и мотивы. И вот в выстраиваемом архитектурном ансамбле начинают - возможно, спонтанно, непреднамеренно - проступать особенно значимые для художника пережитые и воплощенные ранее образы: «Московский дворик» (хозяйственный двор), «Бабушкин сад» (спуск с террасы к цветнику с усадьбой на заднем плане), «Старые ворота в Вёле» (выход из аллеи парка к реке), «Заросший пруд» (пруды в дальнем углу участка за оградой усадьбы, окруженные деревьями и кустарниками), «Березовая аллея в Абрамцеве» (аллея за хозяйственным двором)... Возможно, сам того не осознавая, Поленов населяет этими образами местную природу и архитектурно выстраивает свой художественный мир в реальном пространстве. Одна из замечательных особенностей поленовского дома в том, что в типично русский ландшафт занесены стили, рожденные в другой природе и несущие, казалось бы, несозвучные русской самобытности идеи. Но Поленов-архитектор не насилует природу Оки чужеродными стилями, а пользуется их языком для передачи собственных настроений и предпочтений, сформировавших его как художника и определивших его понимание смысла и задач искусства. Он наполняет местность своими художественными воспоминаниями и переживаниями, переводя их в архитектурные образы и метафоры, созвучные общему настрою окского ландшафта. Яркой иллюстрацией подобной многостильной образности может служить Бёховская церковь. В строго симметричную композицию, отсылающую к архитектуре древнего Пскова (последовательно повышающаяся череда объемов крыльца, трапезной, предалтарной части, массивного купола с характерной аркатурой) вторгается, внося асимметрию, небольшая колокольня со шпилевидным завершением, какие бывают на католических церквах. Ответом на этот ассиметричный вызов служит монументальная дымовая труба, имитирующая формы купола и барабана. Внутри парадоксально уживаются архаического вида своды на приземистых колоннах, капители, по-видимому, заимствованные из храма над Гробом Господним в Иерусалиме, и утонченная классицистическая алтарная преграда. Перед иконостасом стояли выполненные в стиле абрамцевской церковной утвари деревянные подсвечники, а с потолка свисало паникадило, похожее на люстры стиля модерн. Тем не менее, все эти разностильные части дружно и согласованно участвуют в создании образа и составляют единое гармоническое целое. Разносторонне одаренные художники - своего рода полиглоты, владеющие языками различных искусств - не так часты в истории. Возможно, поэтому к ним всегда проявляют повышенный интерес - особенно искусствоведы. Причем последние подчас оказываются в довольно затруднительном положении, поскольку исследование феномена художественной универсальности предполагает аналогичную универсальность самого исследователя. В таких случаях обычно пытаются упростить задачу, выделяя у данного автора какой-то один вид искусства и считая произведения в других видах более «слабыми», своего рода дилетантизмом, не заслуживающим серьезного внимания. Но бывают творческие личности, в отношении которых подобные упрощения абсолютно неуместны. Альберти, Леонардо, Микеланджело, Бернини, Гете - хрестоматийные примеры. В более близкое к нам время - «двуязычные» Вагнер, Скрябин, Чюрлёнис, В. Васнецов, К. Коровин, Врубель, Пикассо, Татлин... В русле той же склонности к «многоязычию» - эксперименты Баухауза, Эспри-Нуво и нашего ВХУТЕМАСа. Откуда проистекает эта универсальность? Из ощущения недостаточности «одноязычного» выражения собственного мироощущения? Из стремления к Большому стилю? Создается впечатление, что пассионарно проявляющим себя художественным натурам неудобна видовая регламентация и в них дает знать о себе другая, более древняя стихия изначального синтеза. Самое загадочное в таких «аномальных» явлениях - сохранение художником-»полиглотом» индивидуальной манеры выражения в разных искусствах. А ведь в каждом из них существуют свои традиции, авторитеты, тщательно охраняемая языковая автономность. Да и для самого художника добытая в каком-то одном искусстве самобытность легко может быть утрачена в других... Поленов, без преувеличения, - одна из наиболее ярких фигур в ряду современных ему художников, проявивших себя не только в живописи. Однако (возможно, в силу уже названной предубежденности критики, считающей, что одаренность не может быть равновеликой в нескольких видах искусства) все созданное им помимо живописи принято относить на второй план как плоды дилетантских увлечений. Между тем творчество Василия Дмитриевича Поленова - не просто счастливый случай многогранной одаренности, но проявление редкой способности к синтезу «разноязычных» искусств. Сам он не раз говорил, что считает себя в первую очередь музыкантом - композитором, а потом уже живописцем. Но он проявил себя и как сценограф-декоратор, замечательный педагог и либреттист. Литературное творчество Поленова до сих пор остается в тени, хотя достаточно ознакомиться с его эпистолярным наследием, чтобы убедиться в мастерском владении им словесной формой. И, наконец, архитектура. С давних пор художники и архитекторы в Санкт-Петербургской Академии художеств обучались по единой программе. И те и другие изучали ордера, перспективу, стили, орнаменты, сочиняли композиции. Известно, что Поленов в годы обучения помогал сокурсникам-архитекторам выполнять курсовые проекты. Репин и Поленов слушали лекции по истории архитектуры, чертили ордера, строили перспективы, компоновали здания в исторических стилях, но до чего различно проявилась их архитектурная подготовка! Репин в этом отношении так и остался дилетантом. Поленов, напротив, уже тогда почувствовал вкус к архитектуре и при первой возможности (строительство абрамцевской церкви) вполне проявил свой зодческий талант. На такую свободу в обращении с архитектурными прототипами тогда никто не решался. В художественно благоприятной атмосфере абрамцевского кружка Поленов вместе с Виктором Михайловичем Васнецовым проектирует и возводит очаровательную каменную церковь, с которой начинается общее увлечение русским архитектурным средневековьем. Абрамцевская церковь и до сего дня остается образцовым примером архитектурной живописности и смелого эксперимента в области стилевого синтеза архитектуры, живописи и прикладного искусства. В этой камерной постройке Поленов уверенно вводит в историческую строго симметричную схему асимметричный мотив и начинает искусно уравновешивать ее намеренными диссонансами. Так возникает композиционная интрига, резко повышающая зрительский интерес. Сбоку над входом помещена миниатюрная псковского вида звонница и тут же предусматривается ответ на нее - изумительная сказочная часовенка (над могилой безвременно умершего сына С. И. Мамонтова). Сейчас трудно сказать, что придумано Поленовым и что Васнецовым. Возможно, богатый декор - дело рук Васнецова, а сложные остроумные килевидные и бочкообразные завершения принадлежат Поленову. В абрамцевской постройке впервые была «проверена» концепция многостилевой гармонии, впоследствии широко использованная при создании усадьбы Борок. Собственно, она открывает новый метод наследования архитектурного прошлого, когда художник свободно интерпретирует исторический образец. Поленов и Васнецов стоят у истоков нового архитектурного направления, позже названного «неорусским стилем», в котором раскрылся талант таких мастеров, как Покровский, Щусев, Бондаренко, Шехтель... Поленов в своей «многоязыковой» выразительности всегда высокопрофессионален, самобытен и узнаваем. Увлеченные идеей синтетического искусства, члены абрамцевского кружка пробовали творить в непривычных для себя видах искусства, в том числе наиболее синтетическом - театральном. Васнецов, Коровин, Серов и другие проектировали и писали декорации, выступали в качестве актеров, бутафоров, сценографов и костюмеров. Однако для каждого из них это была лишь проба сил и попытка самовыражения в новом амплуа - без претензии на «переквалификацию». А вот Поленов совершенно естественно и органично работает одновременно как художник-декоратор, архитектор, композитор, либреттист, режиссер-постановщик. Поленовские декорации уже того времени отличает тонкое чувство исторических стилей. Таковы эскизы декораций к сочиненной им опере «Призраки Эллады», к мамонтовской буффонаде «Каморра», архитектурные антуражи и интерьеры, выдержанные в духе французской готики... Поразительное «стилевое чутье» в сочетании с особенно удающейся ему цветосветовой атмосферой активно помогали погружению в представляемую на сцене эпоху, облегчали восприятие фабулы и музыки в оперных спектаклях. Указанные способности Поленова ярко проявились в работе над декорациями для Частной оперы С. И. Мамонтова. То же можно сказать и об архитектурном антураже и исторических костюмах персонажей картин «Право господина», «Арест гугенотки»... От поленовских декораций берет начало особая театральная живописность, столь характерная для творчества его учеников - К. Коровина, В. Серова, А. Головина. В дальнейшем, трудясь над своим главным полотном «Христос и грешница», Поленов будет специально проектировать костюмы и сверять их стилевую органичность с архитектурным фоном и характером персонажей. Вообще архитектура разных эпох - постоянная и равноправная составляющая картин и этюдов Поленова. ать о достоверности изображенных ими сцен или событий. Но, наверное, самыми «архитектурными» художниками можно считать Поленова и Верещагина. Верещагин всегда очень точен, почти досконален, однако он скорее, подобно путешественнику, фиксирует архитектурные достопримечательности, у Поленова же мы неизменно наблюдаем ярко выявленную специфическую архитектурную образность. Иногда сама архитектура у него становится главной темой - таковы профессионально-строгие зарисовки, осевшие в многочисленных поленовских альбомах: монастырь на берегу, фрагмент средневековой городской застройки, двор в Палестине с античными полуколоннами, Эски-Сарайский сад в Константинополе, замысловатые трубы венецианских домов... Архитектура - обязательный участник всех придуманных им декораций (эскизы к спектаклю А. Майкова «Два мира» - с античным атриумом, к спектаклям С. И. Мамонтова «Алая роза» - с залом в волшебном замке и «Иосиф» - с изображениями темницы и дворца фараона, к спектаклю «Камоэнс» В. А. Жуковского, к операм «Фауст» Гуно и «Орфей» Глюка, к «Орлеанской деве» П. И. Чайковского). Особенно выразительны своеобразные «портреты» знаменитых памятников архитектуры: Парфенон и Эрехтейон, Успенский собор и Теремной дворец, церковь Святой Елены и мечеть Омара (Харам-эш-Шариф) в Иерусалиме, египетские храмы Амона, храм Юпитера в Баальбеке, деревянные дома Русского Севера... В его исторических и жанровых картинах архитектура - не фон и не антураж, а неотъемлемая часть художественного образа. Именно так задуманы «Право господина» с фрагментом замка и средневековым городом на заднем плане, «Христос и грешница», где действие происходит, по-видимому, перед ветхозаветным вторым храмом Соломона, «Бабушкин сад» с усадебным домом на втором плане в стиле деревянного ампира, тот же «Московский дворик» в окружении мещанской застройки и с типичной московской церковью Спаса Преображения на Песках. Чем руководствуется художник, строящий для себя дом? Можно спросить иначе: чем отличается дом художника от «обыкновенного»? Художник строит не так, как архитектор. Архитектор порой тоже трактует дом, создаваемый для себя, необычно и претенциозно (пример - дом Мельникова в Москве в Кривоарбатском переулке), но чаще все же - в том стиле, в котором он работает для сторонних заказчиков: вспомним дома Палладио, Баженова, Бовэ, Шехтеля. Дом, возводимый для себя художником, - малоизученная, но многообещающая тема. Ведь иногда, сам того не понимая, он творит при этом предметно-пространственную обстановку, соответствующую его изобразительной манере и представлению о прекрасном, в определенном смысле - свой автопортрет. Таким можно считать дом П. Рубенса - архитектурный аналог его барочной живописи, или дом Рафаэля (совместное творение Д. Браманте и самого художника). Дом-терем В. Васнецова создавался в соответствовании былинно-эпическому миру, в котором живут его герои. Еще один уникальный архитектурный автопортрет - дом поэта и художника М. Волошина в Коктебеле. И, наконец, странная, приводящая в недоумение своей стихийной нерегулярностью мастерская Репина «Пенаты». На первый взгляд, она имеет мало общего с фундаментальным репинским реализмом, с обостренной идейной содержательностью и тщательной композиционной продуманностью его живописи: облик «Пенатов» будто бы не регламентирован никакими идеями или эстетическими установками (хотя некоторое влияние стиля деревянного петербургского модерна - дач в Сестрорецке - в нем все же заметно) - дом кажется возникшим импровизированно и, если можно так выразиться, лишенным портретного сходства. Того же рода - несоответствие раскрепощенного архитектурного модерна Шехтеля стилю его собственного дома, выстроенного в аскетическом варианте неоклассицизма. Но вглядимся в композиционную структуру репинских картин. В больших многофигурных полотнах («Крестный ход в Курской губернии», «Бурлаки», «Запорожцы», «Манифест 1905 года», «Проводы новобранца», «Заседание Государственного Совета» и других) она многоголосна и нарочито неиерархична, отчего и образ прочитывается многовариантно, если не сказать - противоречиво. Даже в немногофигурных композициях («Не ждали», «Отказ от исповеди перед казнью», «Дуэль», «Иван Грозный и сын его Иван») - та же многовариантность прочтения смыслов, но при этом образ остается контрастным и, что особенно существенно, без разрешения задуманного конфликта. Почти все, кто близко знал Репина, отмечают непоследовательность его поступков, импровизационность настроений, непостоянство взглядов. Учитывая сказанное, дом в Куоккале, сложный и многоликий, уже не представляется чужеродным репинскому искусству. Устраивая свой быт (переключаясь на архитектуру), художники часто не задумываются о том, что у них появляется возможность пространственного самовыражения, а может быть, просто не владеют архитектурной выразительностью. Большей частью дело сводится к украшению интерьера произведениями искусства и расстановкой стильной мебели. Примерно так поступали Айвазовский, Матейко, Шаляпин. Поленов сочинял для себя дом, словно историческую картину, декорацию к спектаклю или пейзаж, только объектом изображения - «натурой» - в данном случае являл он сам. Хотя говорить о программном замысле этого архитектурного автопортрета, наверное, нельзя, определенная закономерность здесь все же присутствует. Сходство архитектурной выразительности с выразительностью живописной в таких случаях - скорее ассоциативное, метафорическое. Оба дома - «Пенаты» и «Борок» - автопортретны, живописно асимметричны, но очень различны по композиционной идее и способу ее разработки. Асимметрия заинтересовала Поленова еще в период работы над проектом абрамцевской церкви (1882) и присутствует в его последнем осуществленном проекте Дома Театрального Просвещения (1915), то есть не была в архитектурном творчестве художника случайной. Но при сопоставлении «Пенатов» и «Борка» существенно другое. Прежде всего бросается в глаза «многословность», многотемность облика репинского дома и подчеркнутый аскетизм выразительных средств, примененных при создании поленовского. Это на первый взгляд кажется странным: Поленов намного искушеннее Репина в вопросах архитектуры, и именно от него-то и можно было ждать богатой демонстрации архитектурной эрудиции. Но, по-видимому, Поленова занимало нечто иное, что он считал более важным и чему «многословность» могла только помешать. Незадолго до своей смерти архитектор А. Н. Сахаров, родственник Поленовых, собирался написать о поленовской усадьбе. По его мнению, Поленов в каком-то смысле предвосхитил здесь идеи «органической архитектуры», которые обычно с... ВНИМАНИЕ! Текст просматриваемого вами реферата (доклада, курсовой) урезан на треть (33%)! Чтобы просматривать этот и другие рефераты полностью, авторизуйтесь  на сайте: Ваш id: Пароль: РЕГИСТРАЦИЯ НА САЙТЕ