Главная / Рефераты / Рефераты по биографиям

Курсовая: Огюст Конт

Notice: Undefined variable: ref_img in /home/area7ru/area7.ru/docs/referat.php on line 323

Огюст Конт. Его жизнь и философская деятельность

Введение

Великая французская революция завершила критическую работу передовых мыслителей XVIII века. Будучи выражением по преимуществу критики, она оказалась непреодолима в своей разрушительной работе. Правда, рука об руку с разрушением были провозглашены и права человека, которые предполагалось положить в основание предстоящей созидательной работы. Но «права» хороши как орудие борьбы, как боевой клич; построить же на них прочное социальное здание, удовлетворяющее лучшим человеческим требованиям, невозможно. «Права», одни только права, всегда вели и неизбежно ведут к развитию индивидуализма, а индивидуализм, при низком нравственном уровне, неизбежно выражается в эгоистических формах. Для того, чтобы создать что-либо положительное, люди должны наряду с правами признавать и обязанности. Мало того, тот только в состоянии осуществлять свои права в должной мере и отстаивать их надлежащим образом, кто сознает свои обязанности и умеет выполнять их. Это — неопровержимая истина, подтверждаемая самыми разнообразными наблюдениями. Нет ничего, однако, удивительного, что мыслители, положившие отпечаток своего гения на весь XVIII век, не обратили должного внимания на обязанности человека, не разработали тех положительных начал, которые должны быть заложены в основу нового общественного порядка. Обязанности? Но разве не вечным напоминанием именно об обязанностях представители старого порядка вещей гипнотизировали людей и превращали их в Па-нургово стадо? Положительные начала? Но разве не эти именно положительные начала держали народные массы на протяжении целых веков в состоянии рабства, невежества, нищеты и т.д.? Не надо нам ваших обязанностей и ваших положительных начал! Пусть человеку будет возвращена его естественная свобода и его естественные права, и он устроится наилучшим образом. Так неизбежно должны были думать мыслители, а за ними — и руководители общественного переворота XVIII века. Но когда переворот совершился, когда пришлось приступить к организационной работе в широком смысле, тут-то и обнаружилась односторонность этих, в сущности отрицательных, учений. Дело общественного преобразования ни в частности, ни в общем не может остановиться на одном только разрушении. Когда какие-либо критические отрицательные теории окажут свое полное действие, на смену им должны явиться положительные учения, уже по одному тому, что, руководствуясь только отрицательными теориями, невозможно делать положительного дела И действительно, не говоря уже о старых положительных учениях, мы видим, что в первой половине XIX века выступает целый ряд мыслителей с положительными проектами социального преобразования человечества. Так, укажем на Сен-Симона, Фурье, Кабэ, Огюста Конта; все они родились в конце XVIII века, и каждый из них представил свой проект реорганизации человечества, каждый из них горячо проповедовал свою, если хотите, утопию. Как, скажет, пожалуй, иной читатель, известный позитивист Огюст Конт проповедовал какую-то социальную утопию? Да. Мало того, он не только проповедовал социальную реорганизацию общества, но даже написал свой знаменитый «Курс положительной философии» в интересах такой пропаганды. Философия как философия, наука как наука его мало интересовали. Обладая громадным умом, он, без сомнения, занял бы одно из самых выдающихся мест в ученом мире, если бы посвятил свои силы какой-либо специальной науке. Но ум его с юности до последних дней был прикован к человеческим делам, к человечеству. Царившая в сфере мысли и дела анархия (безначалие), как прямой результат всего предыдущего развития, произвела на него, можно сказать, потрясающее впечатление.
Юношей он объявляет ей борьбу, в возмужалом возрасте пишет два своих главных сочинения, которые должны служить опорой в этой борьбе, и с приближением старости берется за практическое осуществление своего положительного учения. Это поистине был человек, относительно которого на вопрос, что такое жизнь великого человека, можно ответить словами Альфреда де Виньи: «Мечта юности, осуществленная в зрелом возрасте». Мы можем находить мечту юности здравой и разумной, а способ осуществления ее в старости неправильным, даже нелепым, но это не дает права насильственно разделять его на две части и одну возводить на философский трон, а другую отправлять в сумасшедший дом. Между тем с Контом это проделывают почти в буквальном смысле слова. Я не погрешу против истины, если скажу, что такое несправедливое отношение к великому человеку, вовсе не подтверждающееся при сколько-нибудь внимательном изучении его жизни и его произведений, объясняется в большинстве случаев нерешительностью, половинчатостью или двоедушием его критиков. В переходные периоды истории, когда старый строй разлагается, а новый только еще нарождается, многие даже из числа выдающихся умов не могут на самом деле отрешиться от старой культуры, хотя они и осуждают ее основы. Для таких людей Конт, как личность, и его учение, как целое, всегда будут казаться исполненными противоречия. Они не прочь признать все то, что подрывает разрушающийся строй; но они не могут разделить стремление выйти на новый путь, так как не могут в действительности, как сказано, отряхнуть прах от ног своих. Совершенно иначе отнесется к Конту последовательный приверженец старого или нового строя жизни, старых или новых учений. Будучи сам цельным человеком, он легко поймет цельность и единство в учении и жизни великого французского позитивиста. Само собой понятно, что это нисколько не обязывает его ни всецело соглашаться, ни всецело отвергать рассматриваемое учение. Одно дело понять внутреннюю связь известного ряда мыслей и то, как они развивались в голове человека и к чему они обязывали его, и другое — оценить эти мысли, отделить пшеницу от «плевел». Вторая задача, замечу здесь кстати, не может составлять предмета этой биографии. Что же касается первой, то я надеюсь показать, что Огюст Конт как личность представлял замечательно цельного человека и что через все его учение проходят одни и те же основные мысли. Затем, чтобы правильно понять учение и личность Конта, необходимо переместить самый центр тяжести нашего изучения. Пока мы будем рассматривать его как философа по преимуществу, хотя бы позитивного, до тех пор мы не гарантированы от многих заблуждений. Только став на социальную точку зрения и рассматривая Конта как социального реформатора, мы в состоянии будем охватить одним взглядом всю жизнь его и все учение его и понять то единство, которое, наперекор всем ходячим мнениям о нем, пронизывало насквозь этого необычайного человека Так мы и поступим.

Глава I. Ученичество

Семья. — Мать. — В лицее. — Политехническая школа. — Чтение. — Серьезность не по летам. — История в Политехникуме. — Исключение и высылка на родину. — Возвращение в Париж. — Поиски работы. — Умственные занятия. — Знакомство с Сен-Симоном. — Учение Сен-Симона. — Влияние Сен-Симона на Конта. — Юношеские произведения Конта. — Раздор с Сен-Симоном. — Содержание статьи «План научных трудов» и других. — Связь юношеских произведений Конта с последующими. — Предшественники Конта
Огюст Конт (носящий, кроме того, еще имена Исидора Мария Франсуа Ксаверия) родился в 1798 году в Монпелье (Montpellier), где отец его, Огюст Луи Конт, служил сборщиком податей. Семья, вскормившая великого позитивиста, была, по-видимому, заурядной чиновничьей семьей, ни богатой, ни бедной. Исполненная общественных и религиозных предрассудков, она не могла ни возбудить дух пытливости в ребенке, ни внушить ему стремлений и правил поведения, сколько-нибудь расходящихся с общественной рутиной. Несмотря на вихрь революции, потрясшей всю Францию, эта чиновническая чета не чувствовала никакой потребности в обновлении. Напротив, старые боги для нее стали, вероятно, еще милее. По крайней мере мать Конта, по его же собственному свидетельству, была чрезвычайно набожная, преданная католичка. Была ли она действительно религиозна — трудно сказать: в ту пору, как и теперь, и мытарство, и фарисейство — все одинаково называли религиозностью. Это католическое рвение матери находилось, конечно, в прямом противоречии с теми новыми стремлениями, которые скоро обнаружились у юноши Конта, а затем и с тем новым учением, которое он стал проповедовать. Таким образом, при известной неуступчивости и строптивости обоих сторон, разрыв был неизбежен; причем как матери, так и сыну пришлось немало страдать от этих несогласий, как мы увидим несколько ниже. Но впоследствии, когда Конт был увлечен культом женщины и когда католическая нетерпимость казалась ему синонимом глубокой веры, он вполне примирился в своей мысли и в сердце с матерью и считал ее одним из своих трех ангелов-хранителей. К этому именно времени относятся следующие его слова в «Исповедях»: «Нравственные задатки перешли ко мне от моей нежной и пламенной матери. Она всю жизнь свою не знала тех высоких наслаждений сердца, которых вполне заслуживала... Я виноват перед моей бедной Розалией (так звали его мать. — В. Я.), лишая ее сыновних объятий в течение 22 лет». Очень возможно, что свой не терпящий противоречий, неуступчивый и вместе с тем до болезненности чувствительный и самолюбивый нрав Конт действительно унаследовал от матери. Те чувства, которые у матери нашли исход в католическом рвении, у сына вылились в позитивистическом поклонении перед его святой Клотильдой.
Девяти лет Огюст отдан был в лицей в Монпелье интерном. Из католико-роялистской атмосферы родной семьи он попал совсем в другую среду. Любопытно, что уже в этой школе мальчик обнаружил некоторые особенности своего нравственного склада. Он питал отвращение ко всякому внешнему авторитету и регламенту и подчинялся лишь умственному и нравственному превосходству. Эту особенность Конт сохранил до конца дней своих и ее, можно сказать, положил в основание всей своей социальной схемы. Когда мальчику приходилось иметь дело с директором или наставниками, то он оказывался непокорным, пускался в рассуждения, что называется у нас, задирал. С учителями же своими он был, напротив, совсем другой; относился к ним с почтением и великим послушанием. Естественно, что первые преследовали его всячески и наказывали, а вторые отстаивали и защищали. Притом же Огюст был трудолюбив, понятлив и относительно своих познаний всегда оправдывал ожидания учителей. Слабый и болезненный на вид, он держался в стороне от школьных игр, тем не менее товарищи любили его; он всегда готов был выручить товарища: подсказать, помочь тайком и т. п.
Из учителей Конта следует отметить одну далеко недюжинную личность — пастора Анконтра, преподававшего в то время математику в лицее. Обладая обширными философскими познаниями и редкими нравственными качествами, он оказал громадное влияние на Огюста. Он не только внушил ему критическое отношение к католическим и роялистским симпатиям родной семьи, но и зажег в нем, как утверждает биограф Робине, пламя гения, которое с тех пор никогда не потухало. Конт относился к нему с большим почтением и посвятил ему одно из своих последних произведений («Субъективный синтез»). Пятнадцати лет Огюст окончил лицей. Теперь ему предстояла прямая дорога в Политехническую школу, где могли получить надлежащее развитие его математические способности. Но туда принимали юношей и девушек не моложе шестнадцати лет. Следовательно, Конту нужно было обождать еще год. Он остался при лицее и помогал одному часто болевшему учителю преподавать математику. Эту новую обязанность он исполнял блистательно под надзором самых строгих критиков. В 1814 году он держал поверочный экзамен и, выдержав одним из первых, поступил в Политехническую школу в Париже. Школа эта играла очень большую роль во всей жизни Конта. Скажем о ней несколько слов.
Парижский Политехникум — одна из самых популярных школ во Франции. Этим она обязана, во-первых, своему двойственному характеру, будучи гражданской и военной школой, во-вторых, большому числу замечательных людей, вышедших из нее, и, в-третьих, своим прогрессивным традициям. Детище Великой французской революции, она свято сохраняла дух ее. Под именем Центральной школы обшественных работ она была учреждена Конвентом в 1794 году для образования инженеров всякого рода, в которых чувствовался недостаток в эпоху революции и вызванных ею войн. Выработка, программ поручена была известному математику Монжу, и хотя школа с течением времени несколько раз подвергалась переделкам, но основной характер ее не изменялся. Она давала подготовку молодым людям, желавшим постудить в одно из таких высших специальных заведений, где требовалось основательное знание математики. Курс сначала принят был трехгодичный, а затем — двухгодичный. Ученики помешались в общежитии и пользовались значительными общественными субсидиями. Совместная жизнь сплачивала и порождала много общих житейских интересов. Ученики дружно боролись за право отлучек, дружно восставали против нелюбимых наставников и т.д. Но, кроме этих, так сказать, домашних дел, они принимали с самого основания школы деятельное участие в политических движениях своей страны. Поступая в школу, они клялись в преданности республике и в ненависти к абсолютизму. Когда роялисты выступили со своими происками, политехники в общей массе остались верны республиканскому духу. В то время подверглись исключению те, кто обнаружил неприязненное отношение к республике и принимал участие в роялистских возмущениях. Но это были единицы. Ученики отнеслись несочувственно к консульству Наполеона I, к его диктатуре и, наконец, к учреждению империи. Наполеон хотел было «подтянуть» школу, стал заводить там военные порядки, но научные и политические традиции были сильны и спасли школу. Во время вторжения союзников во Францию ученики составили особый отряд и сражались с врагами. При Бурбонах у них выходили частые столкновения с правительством, и школа снова подверглась реорганизации. Но особенно горячее участие принимали ученики в революции 1830 года. Школа была занята королевской гвардией. Тогда политехники отправились на баррикады и сражались здесь вместе с народом. Лафайет в особом приказе прославлял их подвиги; из разных мест Европы и Америки они получали приветствия; наконец сам Луи-Филипп хотел наградить их, как защитников «свободы и отечества». Но это не соответствовало республиканским наклонностям политехников, и они отказались от награды. В 1848 году повторилось то же самое. Вообще техники принимали участие во всех внутренних переворотах и политических движениях Франции XIX века и всегда заявляли себя ярыми республиканцами. Но мы ограничимся сказанным, так как полагаем, что для читателя уже с достаточной ясностью обрисовалась та политическая атмосфера, в которую попал шестнадцатилетний Огюст, уже отрешившийся от католико-абсолютистских верований своей семьи. Таким образом, его стремление к выработке нового миросозерцания получало полное удовлетворение с поступлением в Политехническую школу. Здесь он ревностно изучает математику и другие точные науки и таким образом вырабатывает навык правильно, методично мыслить и ограничивать поле своих размышлений только тем, что подлежит точному наблюдению и опыту. Кроме того, он приобретает массу научных знаний, которые будут необходимы ему для его философской энциклопедии. Но эти занятия не поглощают его всецело. У него остается немало времени или он, во всяком случае, умеет найти время для чтения по вопросам литературным, философским, социальным. При этом его интересует преимущественно великое умственное и социальное движение XVIII века; он читает энциклопедистов: Адама Смита, Юма, Кондорсе; затем — де Местра, Биша, Галля и т.д. Уже в этих чтениях он ищет разрешения основного вопроса, поставленного переворотом XVIII века: к какому новому положительному строю идет человечество? Юноша Конт, понятно, не мог решить этого вопроса; но он копил знания, необходимые для разрешения, — знания, которыми он, благодаря своей громадной памяти, пользовался впоследствии всю свою жизнь. Заботился ли Конт о систематическом чтении, мы не знаем, так как не встретили никаких указаний на этот счет в биографических материалах, но, несомненно, что это было обдуманное чтение, то есть чтение, которое должно было выяснить ему его положение среди людей и дело, которое он должен делать.
По-видимому, Огюст не знал юности в том смысле, как это обыкновенно понимается: он не знал юного веселья, забав, развлечений, не знал горячего увлечения, страстных споров, возвышенных мечтаний. Нет, чем-то серьезным, холодным, положительным веяло от этого молодого политехника. Вечно серьезный, вечно занятый своими мыслями, он резко выделялся из среды сотоварищей и производил впечатление скорее зрелого человека. Его громадный ум при непреклонном характере угнетал, словно тяжесть, всякое непосредственное проявление юной жизнерадостности. Но это нисколько не мешало ему быть одним из самых задорных учеников и в распрях с начальством идти во главе других; поэтому он подвергался нередко взысканиям и лишался тех отличий, на какие ему давало право его умственное превосходство, признаваемое самими профессорами. Одно из таких столкновений оказалось роковым как для него, так и для всех его товарищей. Огюст был уже на втором курсе и должен был кончить школу. В то время на первом курсе вышла «история» из-за грубого обращения одного из репетиторов. Старшие вмешались и заступились за своих товарищей. Они потребовали удаления грубияна. «Как нам ни прискорбно, — заявляли они ему в письме, — принимать такую меру по отношению к старому учителю школы, но мы требуем, чтобы вашей ноги не было больше здесь». Письмо было написано Контом, и его фамилия стояла первой под вышеприведенными словами. Правительство воспользовалось случаем (дело происходило в 1816 году), чтобы закрыть школу, которая уже страшно надоела своим вольнодумством и беспрестанными волнениями. Конт был препровожден на родину и отдан там под надзор полиции. Так плачевно закончились ученические годы Конта, и ему пришлось вступить в жизнь восемнадцатилетним «недоучившимся», как сказали бы у нас поклонники дипломированного знания, юношей. Однако этот недоучка скоро превратился в высокообразованного философа. Несчастье не смутило его. Он имел уже определенную цель и шел к ней тем путем, который казался ему кратчайшим при наличности известных условий. Но, скажут, карьера его была испорчена. Какая карьера? Во всяком случае не та, которую пролагают себе великие независимые умы.
Нетрудно представить себе, как встретила Огюста родная семья, всецело погруженная в свои мещанские интересы, прикрытые слегка правоверным католицизмом. Вне семьи также не представлялось ничего утешительного. Там, в этом маленьком Монпелье, где каждому известна вся подноготная другого, строптивый юноша с обширнейшими планами в своей молодой голове и громадным самолюбием едва ли бы нашел себе дело даже при лучших условиях. Поэтому Огюст покидает Монпелье через несколько месяцев после своего невольного переселения туда и отправляется в Париж. Полиция не препятствовала ему, так как дело, за которое он был выслан, не носило политического характера. Но семья старалась всячески удержать его, и отец отказал ему в материальной поддержке. Таким образом, очутившись в Париже, Огюст должен был рассчитывать исключительно на самого себя, на свой ум и энергию. Недостатки и лишения не могли испугать его. Со свойственным ему упорством и прямотой он ставит свое «быть или не быть» и возлагает все надежды на свою великую способность к труду.
В Париже Конту первым делом пришлось изыскивать средства к существованию. Ему помогли профессор Политехнической школы Поинсо, заметивший необыкновенные дарования своего ученика еще на школьной скамье, и известный ученый Блэнвилль. Оба они еще не раз протянули руку помощи нашему философу в его борьбе с цеховыми учеными и в его страшной болезни. Обеспечив себе кое-какие скудные средства существования, Конт снова принялся за чтение по физическим наукам, биологии, истории. Одно время ему улыбалось место профессора по аналитической математике в проектированной по французскому образцу Политехнической школе в Соединенных Штатах. Но проект этот не получил осуществления. Затем он поступил домашним секретарем к богатому банкиру, видному члену парламента, а впоследствии министру, Казимиру Перье. Секретарство это продолжалось только три недели: будущий философ и будущий министр слишком расходились в убеждениях, чтобы сотрудничать в каком-либо деле; простым же наемником Конт, очевидно, не пожелал быть. Тем временем правительство допустило к выпускным испытаниям исключенных им раньше политехников и выдержавшим успешно экзамен дало, по обыкновению, разные места. Конт не держал экзамена и тем вторично отрезал себе обычный путь к обычной карьере.
Литтре следующим образом описывает умственное состояние Конта в это время.
«Вглядываясь в него, — говорит он, — мы увидели бы молодого человека с чрезвычайно рано развитыми, чрезвычайно деятельными и чрезвычайно обширными способностями, вполне изучившего все неорганические науки (к биологическим наукам он перешел немного позже), сведущего по части исторических документов и желающего проникнуть далее в мир идей и спекулятивной политики. По общему духу, царившему в его семье, он должен был бы быть католиком и легитимистом*, а на самом деле он был свободным мыслителем в религии и революционером в политике. Республиканский дух, сохранявшийся еще в Политехнической школе, несмотря на деспотизм Наполеона и военного режима, не мешал развитию такого склада ума. Но индивидуальность его сказывалась пока только в той связности, которую он придавал усваиваемым доктринам. Конт является в эту пору просто одним из новобранцев под знаменем, поднятым другими руками, или, выражаясь точнее, под знаменем, поднятым руками
* Легитимисты — монархисты — сторонники так называемой легитимной (буквально — «законной») династии, свергнутой революцией (во Франции — династии Бурбонов). — Ред.
XVIII века и революции. Если Конт должен был сделаться со временем тем, чем он был на самом деле, ему необходимо выйти из этого состояния и перейти к другому порядку идей».
То есть от чисто отрицательных идей XVIII века Конт должен был перейти к тем положительным социальным идеям, которые составляют достояние нашего XIX века. Такой поворотный момент в его развитии совпадает со знакомством с Сен-Симоном. Хотя впоследствии Конт считал за несчастье это свое знакомство, однако едва ли можно отрицать, что близкое общение с Сен-Симоном оказало большое влияние на выработку его миросозерцания. Укажем вкратце на те мысли Сен-Симона, которые развивает впоследствии и Конт, только гораздо систематичнее и продуманнее.
Характерной особенностью науки Сен-Симон считает предсказывание. Он указывает на смену астрологов астрономами, алхимиков — химиками и на предстоящую смену метафизиков, моралистов и философов — физиологами как на замечательнейшие моменты в развитии человеческого духа. Он говорит о всевозрастающем значении физицизма (совокупности научных и положительных представлений относительно явлений) и упадке сверхъестественных представлений и превозносит Декарта за то, что он вырвал скипетр мира из рук воображения и передал его в руки разума. Само выражение «позитивная философия» встречается впервые у Сен-Симона в 1808 году, то есть когда Конт был еще ребенком. Главной задачей науки и философии Сен-Симон считал преобразование общества, его морального, религиозного и политического строя и ставил таким образом общественную реформаторскую деятельность в зависимость от научной системы. Все отрицательное, революционное, анархическое было ему противно. С этой точки зрения он осуждал протестантизм, считая его задержкой на пути развития положительной философии. Реформы, которые он проектирует, должны умиротворить общество; он не предлагает отнимать имущество у богатых; он желает увеличить только общее богатство. Вместо эксплуатации человека человеком он выставляет эксплуатацию земли человеком; на осуществлении этой задачи должны сойтись ученые и промышленники. Мы не станем входить в дальнейшие подробности плана общественного переустройства, проектированного Сен-Симоном, так как в самом этом плане найдется мало общего с планом, разработанным впоследствии Контом. Мы хотели лишь указать в самых общих чертах ту идейную атмосферу, с которой пришлось соприкоснуться Конту, когда он познакомился с Сен-Симоном. Многое, проповедуемое последним, высказывалось другими мыслителями раньше его, как это обыкновенно бывает. Но только став учеником, сотрудником, другом Сен-Симона, Конт перешел от своего отрицательного миросозерцания и от простого накопления знаний к работе над положительной системой и при этом несомненно усвоил некоторые из мыслей, высказанных учителем. Ниже мы укажем на других мыслителей, которых сам Конт признает своими предшественниками; но все это были уже великие или замечательные мертвецы, а Сен-Симон действовал на него непосредственно своей живой личностью.
Конт познакомился с Сен-Симоном в 1818 году, когда ему было 20 лет, и поступил к нему в качестве секретаря с жалованием в 300 франков в месяц; но деньги эти он получил только за первую четверть, а затем должен был удовлетворяться одними обещаниями со стороны своего принципала. Не в материальной стороне, однако, дело. У Сен-Симона было определенное учение, и Конт, как он сам признавал, был вначале его учеником. Мы не говорим, что он усвоил себе это учение, как нечто законченное и требовавшее только практического осуществления. В ту пору еще не было школы сен-симонистов и само учение только разрабатывалось. Важно то, что под руководством Сен-Симона Конт начал серьезно работать над социальными вопросами; в окончательных же выводах он мог разойтись со своим учителем, как это и случилось на самом деле. Что Конт действительно работал над теоретическими социальными вопросами, показывают напечатанные им в это время работы. Так, в 1819 году в журнале «Censeur»* была напечатана небольшая статейка «Separation generate entre les opinions et les desirs»**, в которой он развивал мысль, что масса, народ, должна высказывать свои желания; ученые, публицисты — разрабатывать и указывать средства и пути удовлетворения этих желаний; правительство — осуществлять предложенные меры. В 1820 году он напечатал в журнале «Organisateur»*** статью «Sommaire appreciation de I*ensemble du passe moderne», в которой проводит различие между двумя главнейшими эпохами человеческого развития — эпохой критической и эпохой положительной. Наконец, в 1822 году он печатает в серии, издаваемой Сен-Симоном уже весьма солидную работу: «Plan des travaux scientifiques necessaires dour reorganiser la societe»+. Работа эта была напечатана в 1824 году под заглавием «Politique positive»* опять-таки в серии Сен-Симона, и затем Конт прекращает не только всякое сотрудничество со знаменитым реформатором, но даже знакомство. Он созрел для вполне самостоятельной работы; он перерос уже своего учителя, и сам мог явиться в роли учителя. Кроме упомянутых юношеских произведений, перепечатанных впоследствии Контом в его четырехтомном «Systeme de politique positive», он написал еще несколько, о которых, однако, сам отзывается, как о «незрелых, навеянных пагубной связью» и потому «искусственных». Какие именно это произведения — неизвестно, но ясно, что дело идет о статьях, написанных под влиянием и в духе Сен-Симона.
* «Критик» (франц.). — Ред.
** «Основной разрыв между воззрениями и желаниями» Хфранц.). — Ред.
*** «Организатор» (франц.). — Ред.
«Краткая оценка совокупности обновленного прошлого» (франц.). — Ред.
+ «План научных работ, необходимых для реорганизации общества» (франц.). — Ред.
* «Система позитивной политики» (франц.). — Ред.
По мере того как выяснялось и определялось собственное миросозерцание Конта, между ним и Сен-Симоном естественно должно было возникать все большее и большее разногласие. Жена Конта, присутствовавшая при их дебатах, говорит, что в то время, как один обнаруживал мощную силу ума, другому недоставало простого внимания и уважения. Сен-Симон, конечно, замечал необычайные дарования своего ученика, но он хотел воспользоваться ими в интересах своих теорий. «Сен-Симон, — пишет Конт в одном письме, — старался держать меня в черном теле и присвоил себе львиную долю той славы, которая могла выпасть на долю моих трудов». В этих словах сказывается большое самомнение. Ведь слава-то витала еще в облаках... Конт действительно был чрезвычайно самолюбив, склонен к раздорам и уже по одному тому не мог примириться с таким положением. Но несравненно важнее то, что с написанием упомянутой третьей статьи «Plan...» его философское и социальное направление, как он сам говорит, окончательно определилось. В этой статье он излагает свое «главное открытие» — социологический закон трех состояний. В то время как Сен-Симон стал клониться к сентиментализму и религиозности, Конт на всех парах шел к своему позитивизму. С большой натяжкой Сен-Симон мог втиснуть эту работу в свою теорию. И, однако, он всячески старался отодвинуть действительного автора ее на задний план. Он не хотел даже выставить имени Огюста Конта. Это окончательно рассердило последнего, и он настаивал на своем праве подписать статью. Тогда Сен-Симон объявил ему, что так как он не желает подчиняться его указаниям, то между ними не может быть более единения.
«Я, — рассказывает об этом эпизоде Конт, — никогда не ожидал услышать от него такого заявления ввиду наших отношений, длившихся в продолжение семи лет и поддерживаемых мною по личному моему чувству к нему и вопреки собственным интересам». «Наше расхождение, — говорит он в другом месте, — которое окончилось бы простым разногласием в мнениях, будь у Сен-Симона иной характер, привело и должно было привести при его характере к полному разрыву. Сен-Симон отличается тем самолюбием, которое делает всякий союз с ним в продолжение долгого времени действительно невозможным, исключая разве только посредственности и человека, готового стать его орудием».
В этой характеристике Сен-Симон похож немного на самого Конта, по крайней мере на того Конта, каким он будет впоследствии. Первосвященник позитивизма отличался также достаточной нетерпимостью и с раздражением выслушивал возражения своих учеников. Но это в будущем. Пока же он сам находился в положении ученика. Он принял вызов учителя и вышел из его кружка, хотя некоторое время продолжал еще относиться к нему, по крайней мере с внешней стороны, почтительно. Работа же Конта, приведшая к этому окончательному разрыву, вышла с двумя предисловиями, написанными: одно — Сен-Симоном, другое — автором. Остановимся несколько на ней, так как она не только сама по себе интересна, но и важна, как свидетельство единства взглядов Конта, начиная с первых серьезных шагов его на литературном поприще и до самых последних произведений. Вот основные мысли, изложенные в этой статье.
В жизни западноевропейских обществ, начиная со средних веков, наблюдаются течения двоякого рода: положительное и отрицательное, созидательное и разрушительное. Последнее преобладает до позднейших времен. Но теперь, когда разрушение совершило свое дело, эта отрицательная тенденция представляет величайшее препятствие для прогресса цивилизации и даже для дальнейшего разрушения старой системы. Чтобы выйти из этого состояния, цивилизованные народы должны оставить отрицательный путь и перейти на путь органического развития, должны направить свои усилия к образованию новой социальной системы. «Такова, — говорит Конт, — главная потребность современной эпохи, такова также и главная цель моих трудов». «Назначение общества, достигшего зрелости, — продолжает он, — вовсе не в том, чтобы оставаться навеки в ветхой и дрянной лачуге, построенной во дни детства его, и не в том, чтобы вечно жить без всякого крова... Оно должно, пользуясь приобретенным опытом, построить из всех собранных материалов здание лучше, чем прежнее, приспособленное к его нуждам и потребностям. Таково великое и благородное дело, предстоящее настоящему поколению». Выработка плана социальной реорганизации должна начинаться с разработки основной цели, то есть нового принципа, который должен быть положен в основу социальных отношений и который должен дать систему общих идей, служащих для руководства общества. А затем уже следует приступить к выработке различных утверждений, соответствующих этой системе. Нарушение этого естественного порядка порождает все современные неурядицы. Если новый принцип не установлен, то невозможно покончить со старой системой, хотя бы даже люди думати, что они покончили с нею. Отсюда проистекают и все неудачи разных широковещательных конституций: они пытаются упорядочить частности, прежде чем был обдуман и установлен принцип. Вследствие этой основной ошибки простые перемены в старой системе принимаются за ее полное преобразование, а между тем изменяется в сущности только форма, а основа остается все та же.
Из такого разграничения теории и практики вытекает и основное разделение власти на духовную (умственную, теоретическую) и светскую (материальную, практическую). Ученые, представители умственной власти в будущем обществе, пользуются уже достаточным доверием, чтобы взять на себя почин в деле реорганизации Запада. Одни только они обладают в настоящее время общими идеями и общим языком, имеют в виду одну и ту же цель общей и постоянной деятельности. Ученые должны поднять политику на высоту опытной науки. Но для того, чтобы новая социальная система, предназначенная позитивной политикой, действительно осуществилась, недостаточно только уяснить ее; необходимо еще вызвать в массе соответствующие чувства, воодушевить массу. Кроме указания на необходимость и возможность известной системы, необходимо еще представить одухотворенную картину улучшений, которые должны воспоследовать в человеческой жизни. Только такая перспектива может подвинуть людей к моральному обновлению, необходимому для осуществления новой социальной системы. Только одна она может рассеять эгоизм и пробудить общественную апатию. Это — дело художников. На долю же промышленного класса выпадает само проведение в жизнь установленной учеными системы.
Кроме изложенных мыслей, Конт развивает в рассматриваемой статье свой известный закон трех состояний. Но о нем мы будем говорить ниже. Таким образом, уже в этой своей первой серьезной работе Конт, во-первых, указывает вполне определенно основную цель, ради которой он затем принимается за построение своей положительной философии, а позже — положительной политики; цель эта — социальная реорганизация общества. Она-то и придает то замечательное единство всем его произведениям, которого позитивисты многих толков не хотят признавать. В этой же статье он, во-вторых, намечает общий план своих будущих работ (он начнет с перестройки общих понятий) — план, в действительности выполненный им, и, наконец, прямо высказывает многие мысли, которые впоследствии развивает обстоятельно и многословно в «Курсе положительной философии» и в «Системе положительной политики».
В последующих затем работах, которые также относятся к периоду «ученичества» в широком смысле слова, к периоду «пробы пера», именно: «Considerations philosophiques sur les sciences et les savants»* (1825 год, журнал «Producteur»*) и «Considerations sur le pouvoir spirituel»** (1826 год, там же), Конт, стоя все на той же точке зрения необходимости социальной реорганизации, продолжает набрасывать наскоро мысли, развитые им впоследствии.
* «Философские размышления о науках и ученых» (франц.). — Ред.
В особенности любопытна в этом отношении вторая из упомянутых статей. Здесь Конт указывает на отрицательный по существу характер принципов, выставленных Великой французской революцией: свобода совести, верховенство народа, равенство — все это были лишь орудия для ниспровержения старого порядка и, как таковые, они вполне законны и действительны. Но для положительной работы нужны иные принципы. И Конт, понимая прекрасно, с какими предрассудками ему придется столкнуться, прямо ставит себе целью показать необходимость учреждения умственной власти, отдельной и независимой от светской власти, и определить существенные черты новой нравственной организации, соответствующей современным обществам. Мало того, он сам указывает на сходство во многих отношениях своей будущей организации духовной власти с католицизмом средних веков и просит только читателя (хотя и не надеется, чтобы его голос был услышан) не понимать его превратно. Таким образом, сильно ошибаются те, кто симпатии Огюста Конта к католицизму приурочивает к последним годам его жизни. Католическая организация мелькала уже, можно сказать, перед его умственным взором, когда он писал свой знаменитый «Курс позитивной философии». Если произведения второй половины жизни Конта признавать за резкое отступление от того, что он писал в первую половину (то есть, как это обыкновенно считается, от «Курса положительной философии»), то как поступить тогда с этими юношескими его произведениями, юношескими относительно, так как он написал их на двадцать восьмом-тридцатом году жизни? Тоже признать отступлением, только предварительным, в область мистики, или, что еще проще, вовсе позабыть об их существовании. Шаг назад, два вперед и снова три назад — вот в каком виде должна представляться умственная работа Огюста Конта позитивистам буржуазного склада, которым так по вкусу пришелся «Курс положительной философии». Но не такова она была в действительности. Конт, начиная с юности, неизменно шел к своей основной цели: социальной реорганизации современного западноевропейского общества. Он мог ошибаться, заблуждаться и т.д., но он никогда не изменял себе.
* «Производитель» (франц.). — Ред.
** «Размышления о духовной власти» (франц.). — Ред.
В заключение главы об ученичестве нелишним считаем указать на некоторых предшественников Конта (я имею в виду его социально-исторические взгляды) — предшественников, признаваемых им самим, а следовательно, имевших непосредственное влияние на выработку его социального миросозерцания. Неоднократно и с особенной похвалой он упоминает о Кондорсе, называя его «знаменитым и злополучным» автором известного сочинения о завоеваниях человеческого духа. Он первый, по мнению Конта, попытался дать истинно позитивную теорию политики. Кондорсе же обязан своему не менее знаменитому другу Тюрго, у которого мы встречаем уже мысли о преемственности исторического развития, о постепенной замене теологических представлений абстрактными (по Конту метафизическими) и наконец иными гипотезами, построенными на механической зависимости явлений и на опыте, и т.д. Наконец упомянем еще о Канте, статья которого под заглавием «Идея всемирной истории с точки зрения человечества» была известна Конту в рукописном переводе и вызвала вполне одобрительные отзывы с его стороны. Конечно, все эти работы указанных мыслителей носили слишком отрывочный характер или были недостаточно научно разработаны, чтобы служить основанием для Конта при выработке им своего социального мировоззрения. Мы упомянули о них, как о предшественниках, у которых он нашел многие из мыслей, разработанных им в целую систему. Вместе с тем любопытно отметить, что Конт, как он сам говорит, никогда, и ни на каком языке не читал ни Канта (кроме упомянутой маленькой статьи), ни Гердера, ни Гегеля, ни Вико, ни многих других.

Глава II. Борьба за средства существования

Материальная необеспеченность. — Лекции по философии. — Болезнь. — Возобновление лекций. — Место репетитора и экзаменатора в Политехнической школе. — Верх материального благополучия. — Неудачные попытки получить профессорскую кафедру. — Гизо. — Конт как экзаменатор. — Процесс с издателем. — Материальный кризис. — «Мозговая гигиена». — Как Конт работал. — Однообразие внешней жизни. — Первая оценка «Курса положительной философии» в Англии. — Брьюстер. — Милль. — Переписка с Миллем. — Помощь трех англичан. — Обращение к Западу. — Подписка в пользу основателя позитивизма. — Более чем скромная жизнь
Конт, как мы сказали, явился с голыми руками в Париж. Его тянула туда страсть к знанию, и на первых порах он не обращал почти никакого внимания на свое материальное положение. Год проходил за годом, а он все пробивался частными уроками, посвящая все свои силы научным занятиям. В 1824 году после разрыва с Сен-Симоном он пишет одному своему другу:«Я намерен наконец заняться в продолжение этих вакаций упорядочением моего материального положения на основаниях, несколько более прочных, чем это было до сих пор. Всякие заботы подобного рода на меня нагоняют страшную тоску, но я убедился теперь, что придавал до сих пор слишком малое значение материальной стороне жизни, из-за чего нередко страдал и буду страдать еще более, если такое положение продлится; я убедился, что настало наконец время подумать об этом немного посерьезнее...»
Но он не возлагает никаких надежд на свои литературные работы. Хорошо, если доходы от них окупят издержки по напечатанию. Что же остается? Опять-таки те же частные уроки по математике.
«Нет ничего более смертельного для моего ума, — пишет он несколько позже в другом письме, — как эта необходимость... думать ежедневно о том, что будешь есть завтра... К счастью, я думаю мало и редко об этом; но когда случается задумываться, то переживаю минуты страшного уныния и даже настоящего отчаяния; если подобные состояния станут обычными, то придется отказаться от всех своих занятий, от всех философских проектов и превратиться в дурака...»
Он делает попытки проникнуть в Политехническую школу или в университет, но безуспешно: ему запрещена была педагогическая деятельность в учебных заведениях. Он грозит, что если положение не изменится к лучшему, то он оставит Францию и переселится в Англию... Но вместо того юный философ женился в 1825 году на неимущей девушке. У нее было немного денег на «обзаведение». Новобрачные совершили маленькое путешествие в провинцию, а по возвращении сняли квартиру побольше, омеблировали ее и стали поджидать учеников-пансионеров. Они дождались только одного ученика. Пришлось снова переезжать на квартиру поскромнее.
Среди всех этих волнений и невзгод один из друзей подал ему мысль устроить публичные лекции по философии, над разработкой которой Конт упорно трудился, несмотря на свое печальное материальное положение. Мысль эта понравилась ему, тем более что таким путем он мог не только заработать кое-что, но и заявить себя творцом той новой философии, которая начинала уже распространяться. В марте 1826 года он выпустил объявление о чтении своего курса, рассчитанного на 72 лекции. Две первые лекции по программе он предполагал посвятить изложению цели и плана курса, 16 следующих — математике, 30 следующих — наукам физическим (астрономии, физике и химии) и 20 последних — наукам, изучающим органические тела: физиологии и социальной физике. С незначительным изменением этот же план сохранен и в написанном впоследствии «Курсе положительной философии». Цель этих лекций, говорит Конт в другом объявлении, сводится в конце концов к философскому обозрению всех наук. Пусть читатели не рассчитывают услышать частности и подробности: он займется лишь главнейшими результатами, основными методами, духом каждой науки и естественными отношениями и связью между всеми ними. Но в число явлений, подлежащих научному изучению, он включает также и социальные явления, которые до сих пор, говорит он, были всецело предоставлены во власть теологических и метафизических теорий. Чтение лекций началось 2 апреля. Конечно, билеты раздавались между знакомыми или знакомыми знакомых. На какую небольшую аудиторию Конт мог рассчитывать, видно из того, что он решил читать лекции у себя на дому. Но среди этих немногих было немало людей избранных, как, например, Гумбольдт, Блэнвилль, Поинсо и другие; затем молодежь, подававшая большие надежды: Карно, Серклэ и другие. Очевидно, молодой философ, перебивавшийся жалкими уроками, пользовался уже некоторой известностью. На этот раз, однако, ему пришлось прекратить чтение на третьей лекции.
Всякий, кто читал или видел эти шесть внушительных томов «Курса положительной философии», кто познакомился с содержанием их хотя бы по одним оглавлениям, ясно представит себе, какую громадную работу совершил Конт в течение десяти лет с того времени, как он покинул родительский кров и отправился в Париж. Для того, чтобы совершить такую энциклопедическую работу, ему нужно было работать за десятерых. Затем не забывайте, при каких тяжелых материальных условиях он работал: Конт не пользовался ни «получками» от родителей, ни «стипендиями» и «пособиями», раздаваемыми молодым людям для научных работ, ни даже «местечком», хотя бы и плохоньким, но дававшим досуг... А тут еще всякие личные раздоры. Сен-симонисты не могли простить ему, что он ушел от них, а Конт, самолюбивый, раздражительный, даже прямо сварливый человек, не способен был отвечать молчанием на их выходки. Дело чуть было не дошло до дуэли. К довершению всего, у него начались несогласия с женой. Его организм не мог вынести такого напряжения сил и таких душевных потрясений. Он подвергся довольно жестокому душевному расстройству. Вначале жена его не понимала, в чем дело, и разные выходки мужа приписывала его раздражению и злобствованию. Но вот в один день он исчез совсем. Через некоторое время жена получила от него письмо и бросилась разыскивать его. Зная, что Конт любил проводить время в Монморанси, она отправилась туда и действительно нашла его, но уже в очень печальном положении: Конт находился в чрезвычайно возбужденном состоянии и отвергал всякую врачебную помощь. Поуспокоившись немного, он предложил жене прогуляться, привел ее к озеру, бросился в воду и пытался увлечь ее за собою. Будучи особой довольно сильной, она схватилась за корни и не только сама удержалась, но и спасла своего сумасшедшего мужа. По крайней мере так впоследствии рассказывала об этом эпизоде сама госпожа Конт, других же свидетелей не было. С большим трудом удалось увести больного в ближайшую гостиницу. Поручив его надзору двух жандармов, госпожа Конт поспешила в Париж, чтобы разыскать Блэнвилля, знавшего лично Конта и относившегося к нему с большой симпатией, и при помощи его перевезти мужа в больницу. Благодаря участию, принятому знаменитым ученым, Конта удалось поместить в больницу к Эскиролю. Жена боялась взять его к себе в дом, так как он страдал буйным помешательством.
Когда мать узнала о болезни сына, она немедленно приехала в Париж и стала хлопотать, чтобы Конт был признан невменяемым и чтобы над ним была учреждена опека. Она рассчитывала отстранить от него таким образом жену, с которой Конт не был обвенчан церковным браком, и увезти его в родительский дом, уповая больше на молитву, чем на медицину. Однако госпожа Конт расстроила ее происки. Хотя она не была обвенчана с Контом, но брак их значился в городских книгах, и потому ее нельзя было устранить из семейного совета, который решал вопрос об опеке над больным. Конт остался у Эскироля, а несколько месяцев спустя жена взяла его к себе в дом. Буйный период помешательства еще не кончился. Конт и у себя дома бушевал, бросал ножом в жену, однажды убежал из дома и бросился в Сену, но мало-помалу стал успокаиваться и поправляться. В конце лета 1827 года он мог предпринять уже маленькое путешествие к своим родителям в Монпелье; но он все еще находился в угнетенном и растерянном состоянии. В 1828 году Конт уже работал и написал между прочим статью «Ехатеп du traite de Broussais sur l*irritation de la folie»*, в которой воспользовался своим печальным личным опытом. Во время болезни он пользовался материальной поддержкой со стороны отца и некоторых друзей.
* «Рассмотрение трактата Бруссэ о возбуждении помешательства» (франц.). — Ред.
В начале января 1829 года Конт в состоянии был уже возобновить свои лекции. Читал он их опять на дому перед столь же ограниченной и вместе с тем избранной аудиторией. Правда, Гумбольдта на этот раз не было; зато присутствовал Бруссэ, Эскироль; даже Араго, которого впоследствии Конт считал своим злейшим врагом, хотел прийти. С содержанием этих лекций читатель познакомится ниже при изложении содержания «Курса положительной философии». Краткое изложение основных мыслей своей философии Конт прочел затем в одной из общественных зал Парижа и в 1830 году приступил к печатанию своего капитальнейшего произведения. Однако в материальном отношении вся эта поистине гигантская работа дала жалкие гроши, собранные со слушателей лекций. Конту по-прежнему предстояло трудиться бескорыстно в области мысли и зарабатывать себе существование уроками по математике. Знакомства, завязанные им благодаря лекциям с некоторыми учеными и профессорами, теперь пригодились. В 1832 году он получил место репетитора в Политехнической школе по теоретической механике и высшему анализу с жалованьем в 2000 франков; в 1837 году — там же место экзаменатора с жалованьем в 3000 франков, наконец, в частных учебных заведениях он зарабатывал еще около 3000 франков в среднем, так что весь его ежегодный доход колебался между 7000—10 000 франков. Эти троякого рода занятия, рассказывает Конт в одном письме, не дали ему в течение шести лет даже двадцати дней подряд отдыха; он работает, как простой рабочий, с той лишь разницей, что получает больше, но зато и обязательные расходы его были больше. Однако это был верх материального благополучия, какого только достиг наш неудачливый в житейских делах философ. А сколько неудач ему пришлось претерпеть!
В 1831 году он выставил свою кандидатуру на вакантную кафедру высшего анализа и теоретической механики в Политехнической школе, но на его заявление не обратили внимания, а в следующем году он получил, как мы сказали выше, лишь место репетитора при этой кафедре. В 1832 году Конт обратился к Гизо, в то время министру народного просвещения, с предложением учредить при College de France кафедру всеобщей истории и философии физических и математических наук. В докладной записке, представленной им по этому поводу, он обстоятельно доказывал необходимость, своевременность и возможность учреждения такой кафедры; в лекторы же он, естественно, предлагал самого себя.
«Человеку, имеющему 35 лет, — писал он в частном письме к тому же Гизо, — сле...

ВНИМАНИЕ!
Текст просматриваемого вами реферата (доклада, курсовой) урезан на треть (33%)!

Чтобы просматривать этот и другие рефераты полностью, авторизуйтесь на сайте:

Простая ссылка на эту работу:

Ссылка для размещения на форуме:

HTML-гиперссылка:

Добавлено: 2012.06.08
Просмотров: 1188

Notice: Undefined offset: 1 in /home/area7ru/area7.ru/docs/linkmanager/links.php on line 21

При использовании материалов сайта, активная ссылка на AREA7.RU обязательная!