Главная / Рефераты / Рефераты по истории

Реферат: Бородинское сражение

Notice: Undefined variable: ref_img in /home/area7ru/area7.ru/docs/referat.php on line 323

От автора
Все дальше в глубь истории уходит грозный 1812 год. Прошло уже 189 лет «со времен Бородина». Теперь это далекая страница истории. С тех пор в мире многое произошло, многое изменилось. Но героический подвиг, совершенный нашими предками в Отечественной Войне 1812 года во имя защиты нашей Родины от иностранных завоевателей, и теперь вызывает у людей восхищение и благородное чувство национальной гордости.
Для меня побудительным стимулом исследования тех далеких событий послужил не только интерес, вызванный прочтением многих литературных произведений, но и потому, что Бородинское сражение во многом, по моему мнению, повлияло на дальнейший ход Войны. Лев Николаевич Толстой в «Войне и Мире» писал, что «прямым следствием Бородинского сражения было беспричинное бегство Наполеона из Москвы, возращение по Старой Смоленской дороге, погибель пятисоттысячного нашествия и погибель наполеоновской Франции...» .
Было нелегко писать о Бородинском сражении. Необходимое множество литературы — научной, мемуарной, художественной, в которой авторы по-разному трактовали и оценивали события и поступки государственных и военных деятелей, потребовало ее внимательного изучения, анализа и переоценки.
Как говорил А. И. Клибанов, «нет отечественной историографии без любви к отечеству» . Конечно, это верно. Но истинный патриотизм, как подчеркивал В. Г. Белинский, «Обнаруживается не в одном восторге от хорошего, но и в болезненной враждебности к дурному, неизбежно бывающему... во всяком отечестве» . Наш советский патриотизм к тому же включает в себя непременно классовый подход к оценке любого, отечественного или зарубежного, явления, будь то прошлое или настоящее. Ложно понятое, одностороннее (порой до курьеза, а то и до конфуза) заостренное патриотическое чувство уводит исследователей с классовых позиций к националистической либо шовинистической чванливости, к заведомому искажению правды, к историографическому очковтирательству. Характерный не только для научной, но и для учебной литературы неописуемый разнобой в цифрах, иллюстрирующих соотношение сил и потери сторон, объясняется не в последнюю очередь псевдопатриотическим стремлением подсчитать любую цифирь «в нашу» пользу.
Пришлось «порыться» в различных документальных материалах, рассредоточенных в различных библиотеках и фондах, изучить подлинные приказы, топографические карты, диспозиции сражения, переписку как официальную, так и личную - словом разобраться во всем том, что взятое воедино позволит мне объективно представить весь ход сражения и его последствия.
Описание Бородинского сражения будет всегда несовершенным, какая бы кисть или перо не предприняли начертать оное. Если бы на сей битве находился Гомер или Тассо, то и они не нашли бы безопасного места, откуда могли делать свои наблюдения и обозревать все страшные картины сего кровопролитнейшего сражения. Тут не было места ни для любопытных, ни для историков, ни для живописцев. Я скажу только, что тысяча восемьсот человек, приобвыкших к войне, выросших в оной, целых двадцать лет военным ремеслом, так сказать, существовавших, покоривших четырнадцать государств, распространивших страх во всех концах Европы, под представительством счастливейшего и дерзастнейшего из полководцев, должны были оспаривать победу у ста двадцати тысяч истинных христиан.
В продолжение одиннадцати с половиною часов огонь и меч, действуя попеременно, истребили семьдесят пять тысяч человек и более тридцати пяти тысяч лошадей. Ядра, картечь, пули, ружья, копья, сабли, штыки - все во сей день стремилось к истреблению и сокрушению человечества. Чугун и железо, сии металлы, самое время переживающие, оказывались недостаточными дальнейшему мщению. Раскаленные пушки не могли уже выдерживать действия пороха и, с ужасным треском лопаясь, предавали смерти заряжавших их артиллеристов. Смерть летала по всем рядам.
Целые батареи переходили по несколько раз от одних рук в другие. Земля исчезла: она вся была покрыта окровавленными трупами. Чрезмерный жар отнимал последние силы. Казалось, что сия полоса России превращена волшебным каким-то действием в адскую обитель. Пальба, звуки, радостные восклицания победителей, часто повторяемые «Ура!» , вопли умирающих, ржание лошадей, крики командования и отчаяния, на девяти разных европейских языках произносимые, - все сие смешивалось, придавало ужасный сей картине действие, которое никакое перо изобразить не в силах. Дым огнестрельных орудий, смешиваясь с парами крови человеческой, составили вместе облако, помрачившее само солнце, и благодатная токмо ночь, ускорив в сей день свою темноту, положило ужасной сей сече конец.

Накануне генерального сражения

1. Назначение Кутузова главнокомандующим.

Прошло уже два месяца войны. Огромная территория оказалась захваченной врагом. В стране создалось крайне напряженное положение. Военные неудачи, недовольство нерешительностью Барклая-де-Толли крайне осложнили взаимоотношения внутри генералитета. Отношения между командующими армиями Барклаем-де-Толли и Багратионом в силу существовавших между ними разногласий во взглядах на способ ведения войны еще более обострились. В одном из своих писем к Ростопчину Багратион с горечью писал: «Я болен от непостижимых отступлений...» 1. «Куда вы бежите? Ей-богу, неприятель места не найдет, куда ретироваться. Они боятся вас, войско ропщет, все недовольны... Зачем побежали? Надобно наступать... А я бы тогда помог. Уже истинно еле дышу от досады, огорчения и смущения. Я, ежели выберусь отсюда, тогда ни за что не останусь командовать армией и служить. Стыдно носить мундир. Ей-богу, болен. А если наступать будете с первой армией, тогда я здоров...» (3 июля). «Ретироваться трудно и пагубно. Лишается человек духу, субординации и все в расстройку. Ежели вперед не пойдете, я не понимаю ваших мудрых маневров. Мой маневр — искать и бить» (7 июля) 2.
Обращаясь к царю, Багратион рекомендовал установить в армии твердое единоначалие. Он писал: «Порядок и связь, приличные благоустроенному войску, требуют всегда единоначалие, а и более в настоящем времени, когда дело идет о спасении отечества, я ни в какую меру не отклонюсь от точного повиновения тому, кому благоугодно подчинить меня» 3. Но когда все советы Багратиона оказались безрезультатными он вынужден был заявить: «Я никак вместе с министром не могу. Ради бога, пошлите меня куда угодно, хотя полком командовать в Молдавию или на Кавказ, а здесь быть не могу; и вся главная квартира немцами наполнена так, что русскому жить невозможно и толку никакого нет» 4.
До предела натянутые отношения между командующими не могли долго оставаться незамеченными. Генералы, а вслед за ними офицеры и солдаты видели и сознавали, что действия войск не связывались каким-либо заранее продуманным планом. Армия не получала вовремя подкреплений, формирование резервов проходило крайне медленно и в незначительном количестве, в тылу не были подготовлены серьезные оборонительные укрепления, опираясь на которые можно было бы остановить дальнейшее наступление противника.
Недовольство отступлением росло не только среди войск. Дворянство и купечество были также серьезно обеспокоены создавшимся положением. Напряженная военная обстановка повелительно диктовала необходимость принятия решительных мер. Александр I в тот критический момент растерялся, не знал, что делать, хотя было совершенно очевидно, что, прежде всего, нужен полководец, способный возглавить вооруженные силы России и смело решать важнейшие стратегические вопросы, связанные с ведением войны.
Такой полководец был. Народ и армия в один голос называли имя М. И. Кутузова — выдающегося и опытнейшего полководца, талантливого представителя школы А. В. Суворова.
Известие о вторжении наполеоновских войск в Россию застало Кутузова в его поместье Горошки Волынской губернии. И хотя был в отставке, он сбросил с плеч штатский сюртук, надел генеральский мундир и выехал в Петербург, несмотря на то, что его туда не звали. Но Кутузов как подлинный патриот понимал, что сейчас не время для личных обид. Он был готов отдать все свои силы и многолетний боевой опыт для защиты Отечества от порабощения.
В тревожные дни приехал Кутузов в Петербург. Один за другим прибывали курьеры с печальными известиями об оставлении нашими войсками Вильно, Риги, Минска, о подходе наполеоновских войск к Пскову, Витебску, Могилеву. Особенно заволновались петербургская знать и государственные сановники, узнав о возможном движении крупных сил наполеоновской армии через Псков, Нарву на Петербург.
12 июля Кутузов был приглашен на срочно созванное секретное заседание Комитета министров. Председатель комитета Н. И. Салтыков обратился к нему с просьбой взять на себя командование Нарвским корпусом и принять неотложные меры для защиты Петербурга.
Прибывший в Москву Александр I выслушал полную тревоги информацию о положении в Петербурге и в тот же день обратился к Кутузову с рескриптом: «Настоящие обстоятельства делают нужным составление корпуса для защиты Петербурга. Я вверяю оный вам» 5.
В распоряжение Кутузова было предоставлено всего пять эскадронов драгун, девять батальонов пехоты и три роты артиллерии общей численностью около 8 тыс. человек 6. Разумеется, это были ничтожные силы для обороны Петербурга. Для организации надежной защиты столицы было решено срочно привлечь ополчение. 17 июля 1812 г. волею дворянства Кутузов был избран начальником Петербургского ополчения. Он принял это предложение, но, зная неприязнь к нему царя, писал ему: «Принял я сие предложение и вступил в действие по сей части, но с таким условием, что, будучи в действительной Вашего императорского величества военной службе, ежели я вызван буду к другой комиссии или каким-либо образом сие мое упражнение Вашему императорскому величеству будет неугодно, тогда я должность сию оставить должен буду другому по избранию дворянства» 7.

Почти месяц Кутузов был начальником Петербургского ополчения. С необычайной энергией он создавал крестьянские дружины, вооружал и обучал их военному делу. Современники вспоминали, что, глядя на него, когда он с важностью заседал в Казенной палате и комитетах ополчения и входил во все подробности формирования бородатых воинов, можно было подумать, что он никогда до этого не стоял на высоких ступенях почестей и славы 8.
Обстановка же на театре военных действий становилась все напряженнее. Необходимо было назначить единого главнокомандующего. Царь не хотел брать на себя ответственность в решении этого вопроса и возложил его на особый комитет.
В день падения Смоленска, 5 (17) августа 1812 г., вечером в доме председателя Государственного совета генерал фельдмаршала графа Н. И. Салтыкова собрались члены чрезвычайного комитета: петербургский главнокомандующий С. К. Вязмитинов, тайные советники князь П. В. Лопухин и граф В. П. Кочубей, министр полиции А. Д. Балашев. После тщательного обсуждения создавшегося положения в армии члены комитета пришли к единодушному выводу, что одной из причин военных неудач является отсутствие единого главнокомандующего. Армии, действовавшие на значительном пространстве, оторванные одна от другой, не согласовывали свои движения, что приводило к крайне тяжелым последствиям: «Бывшая доселе недеятельность в военных операциях происходит от того, что не было над всеми действующими армиями положительной единоначальной власти...» 9.
Единоначалие в военном деле — непреложный закон. И во главе армии должен быть полководец с непререкаемым авторитетом.
Встал вопрос: кого избрать главнокомандующим всеми русскими армиями? При определении кандидатуры на пост главнокомандующего комитет должен был основываться «на известных опытах в военном искусстве, отличных талантах, на доверии общем, а равно и на самом старшинстве» 10. Для собравшихся было очевидным, что этими качествами больше всех обладал М. И. Кутузов. Но все так же прекрасно знали, что царь ненавидел его, что после аустерлицкой катастрофы о Кутузове при дворе и слышать не хотели. Долго искали, перебирали и обсуждали кандидатуры на пост главнокомандующего. Назывались имена Д. С. Дохтурова, А. П. Тормасова, Л. Л. Беннигсена, П. И. Багратиона. Но ни на одном из них члены комитета не могли остановиться. И когда было названо имя Кутузова, все облегченно вздохнули и пришли к единодушному убеждению: предложить Александру I назначить на пост главнокомандующего генерала от инфантерии Кутузова.
Не сразу царь согласился с предложением комитета. Три дня он размышлял и только 8 августа решился подписать указ сенату, в котором говорилось: «Нашему генералу от инфантерии князю Кутузову всемилостивейше повелеваем быть главнокомандующим над всеми армиями нашими» 11. В тот же день из Петербурга помчались курьеры к Барклаю-де-Толли, Багратиону, Тормасову и Чичагову с рескриптами Александра о назначении Кутузова. Вечером Кутузов был принят царем на Каменном острове. Аудиенция была непродолжительной. Распрощавшись с Кутузовым, Александр I сел за письменный стол и уже без притворства писал сестре Екатерине Павловне: «Я нашел, что настроение здесь хуже, чем в Москве и провинция; сильное озлобление против военного министра (Барклая), который, нужно сознаться, сам тому способствует своим нерешительным образом действий и беспорядочностью, с которой ведет свое дело. Ссора его с Багратионом до того усилилась и разрослась, что я был вынужден, изложив все обстоятельства небольшому нарочно собранному мной для этой цели комитету, назначить главнокомандующего всеми армиями; взвесив все основательно, остановились на Кутузове, как на старейшем... Вообще Кутузов пользуется большой любовью у широких кругов населения здесь и в Москве» 12. Позже в письме той же сестре Александр I писал: «В Петербурге я увидел, что решительно все были за назначение главнокомандующим старика Кутузова; это было общее желание. Зная этого человека, я вначале противился его назначению, но когда Ростопчин письмом от 5 августа сообщил мне, что вся Москва желает, чтобы Кутузов командовал армией, находя, что Барклай и Багратион оба неспособны на это, к тому же Барклай делал одну глупость за другой под Смоленском, мне оставалось только уступить единодушному желанию, и я назначил Кутузова. В тех обстоятельствах, в которых мы находимся, я не мог поступить иначе. Я должен был остановить свой выбор на том, на кого указывал общий голос» 13.
Разумеется, личность полководца нельзя преуменьшать. Однако в прошлом в военной истории широко бытовала реакционная теория отрицания роли народных масс в войне, теория беспредельного господства полководца на войне, создавшая культ вокруг отдельных исторических личностей. Теория, согласно которой полководец - все, а армия — ничто, послушный инструмент в руках полководца, являлась господствующей теорией дворянской и буржуазной военной историографии.
Войны ведутся народами. Выдающиеся полководцы могут играть и действительно играют весьма важную роль в обеспечении победы в войне лишь тогда, когда они правильно учитывают объективные условия и, применяя высокие образцы военного искусства, умело используют силы и средства для достижения победы в вооруженной борьбе.

Полководец — звание высокое. И не многих этим почетным званием удостоила военная история. На ее страницах наряду с другими именами начертано имя великого русского полководца Михаила Илларионовича Кутузова.
Жизнь и деятельность Кутузова протекала во второй половине XVIII — начале XIX в. То было время больших перемен в сфере общественно-политических отношений, период длительных и кровопролитных войн, следовавших почти непрерывно одна за другой. Кутузов активно участвовал во многих из них. С особой силой его военный гений проявился в годы борьбы с наполеоновской агрессией. В грозную пору 1812 года он возглавил вооруженные силы России. Под водительством Кутузова русская армия не только положила предел захватническим устремлениям Наполеона, остановив вражеское нашествие, но и нанесла сокрушительное поражение агрессору. Это предопределило конец военной карьеры Наполеона и крушение его империи.
И Наполеон и Кутузов — великие полководцы. Но их положение и их военные принципы были различными. Наполеон — всемогущий император, блестяще владевший стратегией генерального сражения, завоевывал одну страну за другой, покорял и порабощал европейские народы. О нем как государственном и военном деятеле написаны тысячи книг. Вся его жизнь до мельчайших подробностей изучена и описана. О Наполеоне неоднократно выходили книги и в нашей стране.
Иное положение занимал Кутузов: профессиональный военный, вся жизнь которого прошла в непрерывных походах и сражениях, генерал, пользовавшийся огромнейшим авторитетом в народе и армии и в то же время нередко попадавший в немилость царского правительства. Пожалуй, самым разительным тому примером был 1812 год, когда царь Александр I, всегда ненавидевший Кутузова, перед войной уволил его из армии, и, тем не менее, по требованию народа Кутузов был назначен главнокомандующим всеми русскими войсками. Какой нужно было иметь непререкаемый военный авторитет в стране, чтобы быть признанным первым ее полководцем! Каким нужно было обладать мужеством и талантом военного руководителя, чтобы, приняв армию в кризисный момент войны, повернуть ее ход в свою пользу, одержать верх над столь знаменитым полководцем, каким был Наполеон Бонапарт!
Наполеону вскоре стало известно об изменениях в верховном командовании русской армией. Назначение Кутузова он связывал с непременным изменением стратегии и тактики русских войск.
Наступал момент серьезных и решительных боев.
2. Стратегические идеи Кутузова и первые шаги к их осуществлению.

В 1812 г. Кутузову шел 68-й год. В тяжелый период войны он принял командование отступающей армией. Его назначение главнокомандующим весьма положительно сказалось на дальнейшем ходе войны. Это была не простая административная мера. Вступление Кутузова в командование армией непосредственно связано с применением совершенно иной, чем до него, стратегической линии: значительно расширялось участие народных масс в войне.
Назначение Кутузова разрядило то крайнее напряжение в армии, которое возрастало с каждым шагом ее отступления. Кутузов вселил в войска веру в победу и поднял их боевой дух. В его руках сосредоточивалось не только руководство всеми армиями, но и решение важных вопросов, связанных с материально-техническим обеспечением войск и усилением их людскими резервами.
Часть историков связывали начало деятельности Кутузова в Отечественной войне 1812 года с моментом его прибытия в действующую армию в Царево-Займище. Это, конечно, не так. В первые же дни пребывания Кутузова на посту главнокомандующего еще в Петербурге он уже был занят разрешением важнейших вопросов 14. После назначения главнокомандующим Кутузов пробыл в Петербурге всего три дня. 8 августа был подписан указ о назначении Кутузова, а утром 11 августа он выехал к армии. События развивались быстро, и, естественно, в такой напряженный момент он не смог оставаться долго в Петербурге.
Вступая на пост главнокомандующего, Кутузов никакого плана ведения войны не получил. Ему предоставлялась в этом отношении большая самостоятельность, в то же время на него возлагалась огромная ответственность. Кутузов хорошо понимал, что народ и армия ждут от него решительных действий, которые остановили бы дальнейшее продвижение противника в глубь страны.
Но ни народ, ни армия не могли знать, что достаточно подготовленных сил ни на фронте, ни в тылу для этого не было. Трезво оценивая обстановку, сложившуюся непосредственно на фронте, Кутузов пришел к выводу, что наличных войск, действовавших против превосходящих сил противника, крайне недостаточно. Армии нужны серьезные подкрепления.

Перед отъездом в армию 10 августа Кутузов заехал в Военное министерство и, не застав управляющего А. И. Горчакова, просил через чиновника доставить ему необходимые сведения, о существе которых последний доложил князю Горчакову запиской следующего содержания: «Князь Кутузов покорнейше просит Ваше сиятельство сделать ему одолжение приказать собрать как можно скорее следующие сведения:
1-е — о рекрутских депо; где оные и в каком состоянии и вооружении находятся?
2-е — о войсках регулярных, внутри империи формирующихся.
3-е — не имеете ли сведения об успехе Московского, Смоленского и прочих ополчений» .
Прочитав записку, Горчаков наложил резолюцию: «Прикажи собрать все эти сведения и завтра поутру мне представь — смотри же, быстро и ясно» 15.
На следующий день, 11 августа, Кутузов действительно направил официальный запрос в Военное министерство, в котором писал: «Милостивый государь мой, князь Алексей Иванович! Покорнейше прошу Ваше сиятельство доставить ко мне следующие сведения:
1-е — о всех рекрутских депо, ныне в наличности находящихся, о числе и о вооружении оных.
2-е — о тех регулярных войсках, которые внутри империи формируются; где и какой успех сего формирования происходит.
С истинным почтением и преданностью имею честь быть Вашего сиятельства всепокорнейший слуга князь Михаил Г(оленищев) Кутузов» 16.
Это был первый документ, исходивший от нового главнокомандующего. Чрезвычайно важно отметить, что большой полководческий опыт Кутузова дал ему возможность правильно определить ту главную силу, которая была способна изменить ход военных действий. Резервы — вот что интересовало Кутузова прежде всего. Это был кардинальный вопрос, от решения которого зависел исход войны.
Как видно из писем, относящихся к первым дням деятельности нового главнокомандующего, Военное министерство, не зная истинного положения дел с формированиями, указало на наличие в стране довольно крупных резервов. Были названы как находившиеся в готовности 55 батальонов пехоты, 26 эскадронов кавалерии, 14 артиллерийских рот, сосредоточенных в районе Калуги в Особом отряде (корпусе) генерала М. А. Милорадовича. Указывалось, что 2 дивизии, сформированные на Украине князем Я. И. Лобановым-Ростовским, направляются к Туле, идет успешная подготовка шести пехотных полков в Петербурге, Новгороде, Твери, Москве, Туле и Калуге, наконец, возлагались большие надежды на Московское ополчение. В общей сложности Военное министерство считало вполне возможным выставить дополнительно 100—120 тыс. человек 17.
Естественно, что создание в глубине страны сильных резервов и появление их перед лицом врага имело огромное значение. Увеличив армию за счет резервов и ополчения, Кутузов рассчитывал приостановить дальнейшее продвижение Наполеона в глубь страны, не допустить противника к Москве. В день отъезда из Петербурга, 11 августа 1812 г., Кутузов писал Милорадовичу: «Вам известно, что 1-я и 2-я наши Западные армии находятся у Смоленска... Нынешний предмет состоит в преграде пути неприятельскому в Москву, к чему, вероятно, и все меры командующими нашими армиями предприняты. Но, знав Вас с войсками, Вашему высокопревосходительству вверенными, в расположении от Москвы до Калуги, поставлено в виду войскам иметь вторичную стену противу сил неприятельских на Москву по дороге от Дорогобужа в той надежде, что Вы, расположа войска, Вам вверенные, сообразно сему предмету, противопоставите силам неприятельским их мужество и вашу твердость с тем, что найдет враг наш другие преграды на дороге к Москве, когда бы, паче чаяния, силы 1-й и 2-й Западных армий недостаточны были ему противостоять. Расположение Ваше должно быть и в таком смысле, чтобы могли сии армии при надобности удобно опираться на Вас и Вами пользоваться» 18.
В тот же день Кутузов направил письмо графу Ростопчину, в котором писал: «К Вашему сиятельству обращаюсь я с тем, чтобы по требованию генерала Милорадовича усилили его всеми теми войсками, которые уже до некоторой зрелости в формировании своем достигли, дабы тем главная армия нашла себе новый источник к усилению» 19.
За день до отъезда Кутузова в армию царскосельский исправник Маничаров получил от петербургского губернатора М. М. Бакунина извещение, что главнокомандующий армией генерал от инфантерии князь М. И. Голенищев-Кутузов завтра поутру рано отправляется из Петербурга по Московскому тракту и ему необходимо выделять на станциях по 50 лошадей.
Провожаемый многочисленными жителями, Кутузов 11 августа покинул Петербург. Его путь к армии проходил по Московскому тракту через Ижору, Новгород, Яжелбицы, Торжок, Ржев, Гжатск. Почти на каждой почтовой станции Кутузов направлял курьеров с письмами к Милорадовичу, Ростопчину, Чичагову, Барклаю-де-Толли, в Военное министерство. Общий тон этих писем — всемерное усиление действующей армии.

Каковы же были в действительности возможности страны для пополнения действующей армии свежими войсками? Как на самом деле обстояло дело с резервами? Царь и Военное министерство слишком поздно спохватились исправлять допущенные ошибки. Дело в том, что до вторжения Наполеона в Россию успешных практических мер для создания крупных резервных формирований предпринято не было. Запасные батальоны и рекрутские депо, разбросанные по всей России, находились в крайне запущенном состоянии и не были в какой-либо степени источником пополнения действующей армии. Сказалась переоценка своих сил и недооценка, или, справедливее сказать, незнание сил противника. Значительное численное превосходство противника было установлено русским командованием лишь после его вторжения в Россию.
Первое распоряжение о формировании войск в тылу относится к 25 июня. В рескрипте на имя малороссийского генерал-губернатора Я. И. Лобанова-Ростовского царь требовал как можно скорее собрать несколько казачьих полков и направить их по мере готовности в Калугу и Тулу. Вслед за этим 27 июня Александр I отдал распоряжение управляющему Военным министерством генерал-лейтенанту А. И. Горчакову: за счет запасных рекрутов, находившихся в депо 2-й линии (Старая Русса, Торопец, Вязьма, Рославль, Сумы), сформировать шесть пехотных полков, расположив их в Петербурге, Новгороде, Твери, Москве, Туле и Калуге 20. Согласно приложенному к письму расписанию о своде рекрутов, каждый пехотный полк получал из рекрутского депо 1446 солдат 21.
Большие трудности первого этапа войны и вполне определившееся численное превосходство противника заставили Александра I от нерешительных и незначительных мер по формированию и сбору пополнения перейти к более энергичным действиям. С этой целью в начале июля были отданы распоряжения о стягивании в Калугу формировавшихся до этого в Стародубе, Новгороде-Северском, Конотопе, Ромнах, Сумах, Изюме, Глухове, Рославле, Торопце всех рекрутских четвертых батальонов, кавалерийских эскадронов и артиллерийских рот. Но расчетам Военного министерства это должно было составить один корпус из 55 батальонов, 26 эскадронов и 14 артиллерийских рот. Общее командование войсками царь поручил генералу от инфантерии Милорадовичу, освободив его от должности киевского военного губернатора. Поручая Милорадовичу создать полки, бригады и дивизии из поступающих в Калугу батальонов, царь указывал ему: «Сей предмет соделывается тем более важным в настоящем положении дел, что войска под начальством Вашим должны будут служить основанием для образования общего большого воинского ополчения» 22.
Если учесть, что эти крайне запоздалые мероприятия царского правительства по формированию резервных частей и сосредоточению их на наиболее важных стратегических направлениях повсеместно встречали довольно сильные препятствия (замедленный сбор на пункты формирования, недостаток обмундирования, отсутствие оружия, затруднения в транспортировке рекрутов), то станет очевидным, что пополнение в ближайшее время действующей армии свежими силами представлялось далеко не в таком радужном свете, как это казалось в Военном министерстве. Все это не помешало Военному министерству преувеличить наличие готовых вооруженных сил в стране. Правда, выводы министерства частично строились на хвастливых донесениях графа Ростопчина в Военное министерство и министру полиции А. Д. Балашову об успешном комплектовании корпуса генерала Милорадовича и наборе военной силы. Так, в донесении Балашову в первых числах августа 1812 г. Ростопчин сообщал: «Приезд Милорадовича и уверение, что к 6 августа от Калуги до Можайска будет 31 тыс. славных войск и 30 тыс. московской силы, придали бодрости малому числу бледных и трепещущих» 23.
Версия о том, что генерал Милорадович создал сильный отряд, идущий навстречу армии, получила настолько широкое распространение, что иностранные историки сообщают об этом как о бесспорной истине. Так, полковник Г. Д. Гутчинсон в своей книге, посвященной Отечественной войне 1812 года, говоря о действиях русской армии под командованием Барклая-де-Толли, пишет: «Когда он соединился в Гжатске 29 августа с подкреплением в 60 тыс. человек под начальством генерала Милорадовича, то решил, что наступило время остановиться, и открыто помериться силами с его великим соперником. Едва он принял это решение, как был замещен генералом Кутузовым » 24.
Все это вместе взятое — информация Военного министерства, письма Ростопчина — дало основание Кутузову рассчитывать на значительное увеличение армии за счет резервов и ополчения, и в первую очередь, конечно, на использование для этой цели корпуса Милорадовича и Московского ополчения. Усилив армию этими войсками, Кутузов полагал вполне возможным приостановить дальнейшее продвижение Наполеона в глубь страны, разгромить французов еще до подхода их к Москве. Он часто говорил: «Настоящий мой предмет есть спасение Москвы самой» 25.
Главнокомандующий рассчитывал не только на усиление армий, действовавших на московском направлении. Разумеется, это были главные силы, ближайшие задачи которых состояли в том, чтобы активной обороной приостановить дальнейшее продвижение противника, не допустить его подхода к Москве. Полный же разгром врага, несомненно, требовал координации действий всех армий и их активного участия в борьбе. Полководец пришел к выводу о необходимости перенесения основных усилий Дунайской и 3-й Западной армий также против главной группировки наполеоновских войск, приближавшейся к Москве. Свое решение Кутузов изложил в письмах командующим Дунайской и 3-й Западной армиями 26. На остановке в Яжелбицах 14 августа он отправил письмо П. В. Чичагову, в котором сообщал: «Неприятель, соединивши почти все свои силы, находится уже между Смоленском и Москвой; наши две армии, 1-я и 2-я, по последним известиям около Дорогобужа... Из сих обстоятельств вы легко усмотреть изволите, что невозможно ныне думать об отдаленных каких-либо диверсиях, но все то, что мы имеем 1-й и 2-й армии, должно бы действовать на правый фланг неприятеля, дабы тем единственно остановить его стремление. Чем далее будут переменяться обстоятельства в таком роде, как они поныне, тем сближение Дунайской армии с главными силами делается нужнее»27. Командующему 3-й Западной армией Тормасову Кутузов в тот же день, 14 августа, писал: «Теперь не время думать об отдаленных экспедициях, но все внимание остановить быстрому ходу неприятельскому, а потому и армия, вам вверенная, обязана действовать на правый фланг стремящегося неприятеля» 28.

Таким образом, основная стратегическая идея Кутузова состояла в объединении усилий всех армий на наиболее важном операционном направлении, где решалась судьба войны.
Из приведенных выше документов видно, что Кутузов стремился к тому, чтобы, усилив 1-ю и 2-ю Западные армии за счет обещанных Военным министерством крупных резервных формирований, перейти к активной обороне, остановить дальнейшее продвижение наполеоновской армии, а затем совместно с войсками Дунайской и 3-й Западной армий (которые должны были выйти к этому времени на правый фланг и тыл противника) развернуть активные наступательные действия и нанести противнику сокрушительное поражение. Реализация этого плана могла привести к резкому изменению всей стратегической обстановки.
Само собой разумеется, что созревшая идея борьбы с Наполеоном основывалась на той конкретной военно-стратегической обстановке, какая была обрисована полководцу в документах, полученных в Военном министерстве. Вплоть до приезда Кутузова в армию, когда он еще не знал действительной обстановки на фронте и пока для него было скрыто фактическое положение с резервами, эта идея перехода к активным наступательным действиям против Наполеона находила свое выражение и в словах, и в действиях полководца.
Прибыв 17 августа в Гжатск, Кутузов встретил здесь штабных офицеров, высланных Барклаем-де-Толли для обозрения оборонительных позиций по Московской дороге. «Не нужно нам позади армий никаких позиций; мы и без того слишком далеко отступили» 29,— сказал Кутузов и отправил офицеров назад в армию. Через два часа Кутузов уже въехал в Царево-Займище, где находилась вся армия. Обходя почетный караул в Царево-Займище, Кутузов сказал довольно громко: «Ну, как можно отступать с такими молодцами!» .
Однако 19 (30) августа неожиданно для всех войска получили приказ Кутузова — отступать. Существуют самые различные объяснения и толкования принятия такого решения. Некоторые исследователи склонны считать, что отход русской армии был вызван желанием дать бой на более благоприятной позиции. Еще будучи в Семлево, 14 августа Барклай-де-Толли такими словами заканчивал донесение царю: «Итак, вот минута, где наше наступление должно начаться » 30. Та же мысль, но с большей определенностью высказана Барклаем-де-Толли еще раньше, в письме к Ростопчину, в котором он сообщал, что после отступления армий из Смоленска положение дел непременно требует, чтобы было дано генеральное сражение 31.
Свое решение дать генеральное сражение, не ожидая подкреплений, Барклай-де-Толли стал с еще большей настойчивостью проводить по прибытии армии в Царево-Займище. Он стремился во что бы то ни стало именно здесь, на этой позиции, встретить Наполеона. Об этом весьма убедительно сообщает в своих записках офицер квартирмейстерской части А. А. Щербинин: «Приходим в лагерь перед Царевом-Займищем. Речка с чрезвычайно болотистыми берегами находится непосредственно позади линий наших. Слишком опасно принять сражение в такой позиции. Не менее того, Барклай на то решиться хочет. Толь до такой степени убежден был в опасности этого лагеря, что бросается перед Барклаем на колени, чтобы отклонить его от намерения сражаться здесь. Барклай не внимает убеждениям своего генерал квартирмейстера» 32.
Что же заставило Кутузова принять решение об отходе армий в глубь страны? Кутузову было нелегко решиться на этот шаг. Его адъютант, князь Голицын, свидетельствует, что всю ночь накануне главнокомандующий провел в расчетах, обдумывая создавшееся положение.
До Москвы оставалось около 150 километров. Русская армия, прошедшая за два месяца отступления более 800 километров, нуждалась в отдыхе, а главное — в подкреплении свежими силами, так как за русской армией неотступно шла численно превосходившая ее французская армия, готовая в любой момент обрушиться на своего противника.
Самым большим ударом для Кутузова в тот момент явилось то, что резервов, о наличии и готовности которых его уверяли в Военном министерстве, и на силу которых он возлагал большие надежды, в действительности не оказалось. Остановить и разбить противника было нечем. Наличных сил было явно недостаточно. Вместо ожидавшегося прибытия в армию 60-тысячного корпуса Милорадовича последний привел в Гжатск только 15—16 тыс. наспех собранных необученных солдат 33.
Ростопчин, хвастливо доносивший об успешном формировании ополчения, или так называемой «Московской военной силы» , уверял Военное министерство, что состав ее в ближайшее время будет доведен до 75 тыс. человек. В действительности из числившихся по списку к концу августа 25822 человек 34 Ростопчин после настоятельных просьб Кутузова был в состоянии направить в действующую армию только 15 тыс. недостаточно обученных ополченцев. Это было все, что можно было получить для укомплектования и увеличения численного состава армии. Совершенно очевидно, что такие силы не могли повлиять на исход борьбы.

Таким образом, та «вторая стена» , на которую Кутузов надеялся опереться в боях с Наполеоном, рухнула в самый ответственный момент Отечественной войны 1812 года. Позади—от Гжатска до самой Москвы— не было более никаких регулярных войск. Только на Украине очень медленно формировал казачьи полки Я. И. Лобанов-Ростовский, да шесть полков готовилось в районе Новгорода и Твери.
Кутузов в первом же донесении царю, объясняя причины отступления армии, писал 19 августа 1812 г.: «Я нашел, что многие полки от частых сражений весьма истощились» , и поэтому просил царя в связи с тем, что войска, приведенные Милорадовичем, крайне незначительны и ненадежны, усилить армию «через приобщение некоторых полков, формируемых князем Лобановым-Ростовским» . В заключении донесения Кутузов писал: «Усилясь таким образом... в состоянии буду для спасения Москвы отдаться на произвол сражения, которое, однако же, предпринято будет со всеми осторожностями, каких важность обстоятельств требовать может» 35.
Александр I совершенно недвусмысленно дал понять Кутузову, чтобы он на эти резервы не рассчитывал. Вот его ответ: «Касательно уже упоминаемого Вами распоряжения о присоединении от князя Лобанова-Ростовского новоформируемых полков я нахожу оное к исполнению невозможным по неготовности еще сих полков. Посему и нахожу необходимым, дабы Вы формируемых полков под ведением генерала князя Лобанова и генерал-лейтенанта Клейнмихеля в армию не требовали» 36.
Таким образом, тяжелая стратегическая обстановка, и прежде всего недостаток сил и отсутствие резервов, заставили главнокомандующего принять решение отвести армии в глубь страны с тем, чтобы еще более оторвать армию Наполеона от баз и резервов и, усилив свою армию, нанести ему сокрушительное поражение в изматывающем большом сражении.
Главное и принципиально новое состояло в том, что Кутузов решил применить качественно отличную форму борьбы. Если Наполеон стремился добиться победы одним ударом в генеральном сражении, сосредоточивая для этого все силы, то Кутузов противопоставил Наполеону другую стратегию, сочетавшую в себе целую систему отдельных сражений, растянутых в глубину, маневров, активную оборону с последующим переходом в контрнаступление.
Продолжая отводить армию в глубь страны, Кутузов уже тем самым как бы подготавливал необходимые условия для последующего перехода к активным наступательным действиям. В этом отношении грандиозное сражение у Бородина сыграло огромную роль. Оно было обусловлено прежде всего стратегической целесообразностью, направленной на срыв наполеоновского плана достижения победы в одном генеральном сражении.
Но главное — позади была Москва. Без сражения дальше отступать было нельзя.
БОРОДИНСКОЕ СРАЖЕНИЕ
1. Причины Бородинского сражения

Историческому дню 26 августа (7 сентября) 1812 г. посвящена обширная литература. О Бородине писали историки и писатели, стратеги и тактики. Кстати, во Франции Бородинское сражение именуется как «битва под Москвой» 1. Но в российской военной истории, пожалуй, нет другого события, которое с такой силой привлекало бы к себе внимание людей многих поколений, заставляло бы восторгаться и преклоняться перед мужеством и героизмом русских людей, защищавших свою Родину.
Ознакомление с дореволюционной литературой о Бородинском сражении показывает, что авторы, как правило, лишь описывали ход сражения. Что же касается анализа и общей оценки роли и места Бородинского сражения в войне, то это не нашло достаточно полного освещения.
В течение долгого времени в литературе существовало мнение о якобы стихийном возникновении Бородинского сражения. Иностранные историки (Вандаль, Сорель, Мадлен и др.) 2 настойчиво утверждали, что Наполеон, владея стратегической инициативой и стремясь во что бы то ни стало разгромить русскую армию, заставил Кутузова пойти на это сражение. Аргументы их в основном сводились к тому, что Наполеон, развивая наступление на Москву, поставил русскую армию в безвыходное положение, что наседавшая наполеоновская армия так прижала русских, что им просто некуда было деваться.

Другая, довольно большая группа историков утверждала, что причиной сражения у Бородина явилась необходимость удовлетворить общественное мнение и что Кутузов вопреки военным соображениям, в угоду лишь царю и дворянству решился пойти на это кровопролитное сражение. Клаузевиц писал: «Кутузов, наверное, не дал бы Бородинского сражения, в котором, по-видимому, не ожидал одержать победу, если бы голоса двора, армии и всей России не принудили его к этому. Надо полагать, что он смотрел на это сражение как на неизбежное зло» 3.
Военный историк генерал Н. П. Михневич также считал, что Кутузов вопреки военным соображениям (лишь бы приобрести моральное право оставить Москву неприятелю) решился на это сражение. «Бородинское сражение...— писал Михневич,— было, как известно, очистительной жертвой за оставление Москвы. Отдать московские святыни без боя было дело невозможное. Кутузов это понимал и, несмотря на то, что он был сторонником стратегии изнурения противника посредством постоянного уклонения от боя и отступления в глубь страны, все-таки решил дать оборонительное сражение на позиции у села Бородина...» 4.
При внимательном ознакомлении с обстановкой, предшествовавшей сражению, с распоряжениями и действиями Кутузова, выясняется вся несостоятельность этих предположений. Если обратиться к документам, исходившим от Кутузова за несколько дней до сражения, то все они подтверждают два основных положения: во-первых, что это сражение планировалось Кутузовым заранее и предпринято по его собственной инициативе, во-вторых, что его основная цель состояла не только в том, чтобы обескровить противника, вывести из строя его лучшие силы и приостановить дальнейшее наступление, но и не допустить Наполеона к Москве.
2. Подготовка к Бородинскому сражению;
Положение войск перед сражением.
За неделю до Бородинского сражения Кутузов, излагая командующему 3-й Западной армией генералу Тормасову план предстоящих действий русской армии, сообщал: «Прибыв к армиям, нашел я их отступление у Гжатска. Настоящий предмет движения оных состоит в том, чтобы силами, еще в ресурсе сзади находящимися, усилить их в такой степени, что желательно бы было, чтобы неприятельские немногим чем нас превосходили... Таким образом, ожидать буду я неприятеля на генеральное сражение у Можайска» 5. Об этом же он писал и командующему Дунайской армией адмиралу Чичагову: «Я, прибыв к армии, нашел неприятеля в сердце древней России, так сказать, над Москвою, и настоящий мой предмет есть спасение Москвы самой» 6. О своем решении дать сражение наполеоновской армии Кутузов сообщает в письмах в Военное министерство, царю, Ростопчину и Милорадовичу. В общем «как бы то ни было,— доносил Кутузов Александру I,— Москву защищать должно» 7.
Готовясь к Бородинскому сражению, русское командование развернуло активную деятельность. Оно стремилось обеспечить своим войскам наиболее выгодные условия борьбы и с этой целью подтягивало наличные резервы;
для содействия регулярным войскам привлекалось народное ополчение. Генералу Д.И.Лобанову-Ростовскому, готовившему резервные полки, Кутузов приказывал из Костромы, Владимира, Рязани, Тамбова, Ярославля и Воронежа, из каждого места по два полка направить к Москве 8. За три дня до сражения Кутузов в письме Н. И. Салтыкову просил его: «Ради бога, м[илостивый] г[осударь] граф Николай Иванович, постарайтесь, чтобы рекрутские депо второй линии приблизились к Москве, дабы армию содержать в некотором комплекте. Если полки мои в комплекте, то, ей-богу, никого не боюсь!» 9.
Одновременно с усилением армии за счет резервов, находившихся в тылу, были отданы распоряжения командующим 3-й Западной и Дунайской армиями о повороте их основных сил на главное направление, о необходимости действовать на правый фланг неприятеля и выйти в его тылы. Действия русского командования были направлены к тому, чтобы разгромить в генеральном сражении основные силы противника и затем поставить их под, двойной удар: с одной стороны, наступавших войск 1-й и 2-й Западных армии, с другой — войск Дунайской и 3-й Западной армий, которые должны были выйти на пути отступления противника и тем самым закрыть ему все дороги и поставить его в безвыходное положение. К сожалению, требования главнокомандующего о присоединении Дунайской и 3-й Западной армий остались невыполненными, хотя заключенный с Турцией Бухарестский мир давал возможность перебросить Дунайскую армию для обороны западных границ.
Таким образом, Бородинское сражение проходило в весьма неблагоприятной обстановке: во-первых, обещанное правительством значительное усиление армии срывалось; во-вторых, распоряжения главнокомандующего о координации действий всех армий не выполнялись. Все это, разумеется, сказалось как на исходе Бородинского сражения, так и на дальнейших событиях войны.
Ошибочно представляя себе замысел сражения, западные военные историки несправедливо обвиняют Кутузова также в том, что он не сумел выбрать для сражения подходящей местности. Эту же версию повторяют и некоторые русские историки, считая, что Кутузов совсем не выбирал позиции, а, прижатый Наполеоном, остановился на неправильно выбранной и оцененной местности 10. Военный историк А. К. Байов утверждал, что Кутузов не придавал значения выбору позиции для Бородинского сражения: «Расположение войск на позиции не вполне соответствовало ни значению, ни свойствам ее различных участников» 11.

Такие выводы ошибочны и с исторической, и с военной точек зрения. Выбор местности для боя или сражения, разумеется, не второстепенный фактор. Местность всегда, а в те времена особенно имела чрезвычайно важное значение. Она оказывала влияние на выбор направления главного удара, от нее зависели расположение и группировка войск и их использование в сражении.
Готовясь к сражению с численно превосходившим противником, Кутузов, естественно, принял все меры к тому, чтобы найти наиболее удобную позицию на пути от Царево-Займища до Можайска. Для этого были заранее посланы вперед опытные офицеры. По приезде в Горки Кутузов утром 22 августа сразу же поехал осматривать позицию и лично отдавал распоряжения по ее укреплению.
Избранная позиция защищала основные пути, ведущие к Москве: ее фланги не могли быть обойдены, так как они прикрывались: правый фланг — рекой Москвой, а левый — полосой лесов. Позиция возвышалась над впереди лежавшей местностью и давала хороший обзор и возможность обстрела для артиллерии. Реки и овраги, находившиеся впереди фронта, мешали французской армии свободно маневрировать. Равнинная местность допускала, за исключением отдельных участков, ведение пехотой атак в батальонных колоннах и использование крупных соединений кавалерии. Южная часть позиции имела лесистый, закрытый характер и ст...

ВНИМАНИЕ!
Текст просматриваемого вами реферата (доклада, курсовой) урезан на треть (33%)!

Чтобы просматривать этот и другие рефераты полностью, авторизуйтесь на сайте:

Простая ссылка на эту работу:

Ссылка для размещения на форуме:

HTML-гиперссылка:

Добавлено: 2012.06.09
Просмотров: 1876

Notice: Undefined offset: 1 in /home/area7ru/area7.ru/docs/linkmanager/links.php on line 21

При использовании материалов сайта, активная ссылка на AREA7.RU обязательная!