Проект урока по литературе в 10-м классе. Особенности лирики А.А. Фета

• совместное целеполагание;
• знание содержания стихотворений А. Фета, биографических фактов;
• совершенствование надпредметных умений литературоведческого анализа поэтического текста, решение проблем, оперирование литературоведческими терминами, рассуждение, обобщение путем сравнения;
• развитие памяти, внимания, сопоставление опыта поколений и собственного жизненного опыта;
• формирование личностной позиции.

• определение зоны ближайшего развития учащихся после изучения темы.

Есть слова – объяснить не могу я,
Отчего у них власть надо мной.
(Н. Гумилев.)
Нам не дано предугадать,
Как слово наше отзовется.
(Ф. Тютчев.)
У любви есть слова, – те слова не умрут.
(А. Фет.)

“Вы подарили мне ваши “Ямбы”. Подарите мне ваше живое слово…”
(Ф. Тютчев к Щербине.)

• понять через стихотворения А. Фета, что слова не важны, важны чувства и мысли, которые скрываются под ними;
• увидеть особенность лирики А. Фета – музыкальность, ведь в музыке нет слов, есть звуки, а в жизни поэта музыка играла значительную роль;
• если “певец неслышимого”, то, наверное, Фет запечатлел шелест трав, падение листьев, движение ветерка и облаков;
• все это мир природы, а в жизни поэта была сильная любовь к Марии Лазич, значит, Фет описал переживания, страдания человеческого сердца. А человек чаще страдает молча.

В своей статье “Фет” Юлий Айхенвальд высказал интересные, на мой взгляд, мысли: “… поэт, отказавшийся от слова… Поэт молчания, певец неслышимого, он потому и слова подбирает не очень тщательно, не очень разборчиво… Фету чужды цельные и внятные предложения, ему дороже “шепот, шорох, трепет, лепет”; у него стихи движутся “воздушною стопою”; они чуть слышные, едва произнесенные; у него – звуки, самые тихие в нашей литературе, и вообще он – шёпот русской поэзии… на его стихотворениях лежит как бы тонкая вуаль… эти серебряные, серебристые, сквозистые стихи, или эти отдельные слова, которые ласкают душу веянием каких-то шёлковых опахал… Фет вообще – певец чуть заметного… Фет – чародей, музыкант… Великий слушающий, все тайны мира подслушавший, и даже “трав неясный запах”… Мира в конце концов нет… Единственная реальность – душа. Душе снится вселенная. Вот, значит, оттуда… вся эта воздушность Фета”.

Валерий Брюсов в своей статье “А.А. Фет. Искусство или жизнь” пишет: “Вся позднейшая творческая деятельность Фета и была мучительной борьбой с незвучным и упорным стихом, бессильным передать порыв души. Фет не удовлетворялся жизнью в мире “таинственно волшебных дум”. Наслаждение мечтой было для него неразрывно слито с жаждой её воплощения. По-видимому, он достиг многого. Самые смелые славословия искусству и его мощи принадлежат в русской литературе Фету… Критика должна объяснить из основ миросозерцания Фета, как возникло противоречие. Каким путем, после уверенного восклицания “Звуки есть, дорогие есть краски”, он доходил до жалобы на бессилие слов? Как искусство, которое способно “усилить бой бестрепетных сердец”, становилось для него лишь “изображением в зеркале”?
На противоположности двух миров – одного, где царствует ум и трезвость, и другого, где властвует безумие и опьянение, – основывал Фет торжество искусства… Задача искусства – запечатлеть “мгновения прозрения”… искусство там, где художник “дерзает на запретный путь”, пытается зачерпнуть хоть каплю “стихии чуждой, запредельной”. Здесь вершина , здесь последний предел, которого достигал Фет в своем славословии искусства. В человеке – все, и вся жизнь, и вся красота, и весь смысл искусства. Какие бы великие притязания ни высказывала поэзия, она не могла бы сделать большего, как выразить человеческую душу. Понимая это, Фет слагал восторженные гимны личности:

Два мира властвуют от века,
Два равноправных бытия:
Один объемлет человека,
Другой – душа и мысль моя.

Умудренный опытом лет, он не находил другого назначения поэзии, как служение жизни, но только в те мгновения, когда просветленная, она становится окном в вечность…
На поставленный себе вопрос:

Кому венец, богине красоты
Иль в зеркале ее изображенью?

Фет мог бы дать нам окончательный ответ: Богине! Человеку! Жизни! Но не той жизни, которая шумит на рынках… Не тому человеку, которому ценнее грошовый рассудок… Истинный смысл поэзии Фета – призыв к настоящей жизни, к великому опьянению мгновением, которое вдруг, за красками и звуками, открывает просвет к “солнцу мира – из времени в вечность”.

Константин Бальмонт в своей статье “О поэзии Фета” пишет о том, что “с детских и полудетских дней… на первом месте, срочно и бессрочно, ибо всегда стоит Фет…Фет и Баратынский сопровождали мои детские годы, юношеские годы, более поздние годы и в данную минуту, рядом с Пушкиным, остаются моими самыми любимыми русскими поэтами”. В 1897 году знаток русской поэзии профессор Вильям Морфилль пригласил К. Бальмонта в Тейлоровский институт в Оксфорде прочесть четыре лекции о современной русской поэзии, одну из этих лекций поэт посвятил творчеству Фета и Тютчева, указывая на “внутреннюю пантеистическую их музыкальность в восприятии природы и в изображении различных состояний человеческого сердца”. “Весь залитый светом, солнечный, первозданно влюбленный в небо и землю, Фет, бывший любимым поэтом таких двух разных гениев русского слова, как Тургенев и Л.Н. Толстой, по закону художественного противопоставления, наряду с множеством утренних песен и зорь, наряду с нежнейшими кострами из вечерних огней, так великолепно описывает – не описывает, а музыкально воссоздает – ночь, как мало кто из поэтов.

Тихо ночью на степи;
Небо ей сказало: Спи,
И курганы спят.
Звезды ж крупные в лучах
Говорят на небесах:
Вечный – Свят, свят, свят!”

Далее в статье К. Бальмонт рассуждает о влиянии Фета на дальнейшую русскую литературу. “Моими учителями были – русские народные песни, все русские поэты, одухотворенный английский стих, утонченный Данте, всеоглядный Гете, упрямая скандинавская поэзия… испанцы 16-го и 17-го столетий… гимны индусов и персов. Но сердце по-детски лепечет: “Люблю больше всех Фета”. Поэзия Фета – сама природа, зеркально глядящая через человеческую душу, поющая снежинками, перекличкою зарниц и птиц, шумом ветра в веющих, вещих узорах листьев, протяжно поющая самым молчанием.

Хоть нельзя говорить, хоть и взор мой поник,
У дыханья цветов есть понятный язык”.